Шрифт:
Закладка:
Можно ли верить отчету Ганнона? Да, просто потому, что в него включены факты, которые совпадают с современными наблюдениями и, скорее всего, не могли быть выдуманы. Правда, нельзя полностью полагаться на приведенные им данные о местонахождении того или иного населенного пункта или реки. Тем не менее все описания довольно внятны и точны. Столь же убедительны и антропологические описания (в целом), в том числе ссылка на «горящие деревья» и «дикарей с телами, заросшими шерстью», которых в греческом тексте называют «гориллами» (участники экспедиции поймали трех женщин и сняли с них шкуры, чтобы привезти в Карфаген). Отчет был слишком коротким, а более поздние авторы неверно его истолковывали. Так, Плиний (I – 2) утверждал, что Ганнон доплыл до Аравии. Эти неверные сведения в целом были приняты даже такими благоразумными людьми, как Генрих Мореплаватель и Ричард Хаклюйт.
Гимилькон Карфагенский
Гимилькон известен нам лишь благодаря краткой ссылке Плиния (1–2), который объединяет его с Ганноном, и латинской поэме Авиена (IV – 2), которая является переводом греческой поэмы Дионисия Периегета (1–2). Плиний и Дионисий жили в I в., поэтому в традиции остается большой пробел. Однако у нас нет причин сомневаться в реальности путешествия Гимилькона. Одним из исходных источников Авиена и Дионисия, вероятно, был отчет одного капитана из Массилии, который в конце VI в. посетил Тартесс, финикийскую колонию близ устья Гвадалквивира в Андалусии, и довольно хорошо знал побережье Испании. Путешествие Гимилькона состоялось вскоре после уничтожения Тартесса, то есть в начале V в.
Гимилькону поручили исследовать западное побережье Европы, и он достиг группы островов, называемых Эстримнидами, и мыса с таким же названием, то есть полуострова Арморика (Бретань) и некоторых островов, находящихся рядом с ним. Он ссылается на ремесла и искусство островитян. Их он называет искусными мореплавателями, несмотря на то что у них не было деревянных судов (как у финикийцев), а только «суда из сшитых вместе шкур» (кораклы); они ходят на острова Хиберниан и Альбион (Ирландия и Англия). Финикийские моряки и раньше добирались до этих островов с целью торговли (преимущественно оловом). Возможно, по пути в Бретань и за ее пределы или на обратном пути Гимилькона отнесло в ту часть океана, где не было ветров и где «посреди вихря вод вздымаются водоросли и часто, как подлесок, задерживают корабль». Некоторые историки усмотрели здесь ссылку на Саргассово море, большой массив относительно спокойной воды в Атлантике, где собираются водоросли, как могли бы при определенных условиях собираться в реке. Согласиться с таким предположением довольно трудно, потому что Саргассово море находится очень далеко от Европы. Финикийские мореходы вполне могли достичь Блаженных островов (Канарских островов или Мадейры), но трудно поверить, что они добрались до Азорских островов и Саргассова моря за ними.
В заключение можно сказать, что эти четыре отчета о плавании по Аравийскому морю и вдоль атлантического побережья Европы и Северной Африки скорее любопытны, чем удивительны. Достижения, описанные выше, куда менее примечательны, чем, скажем, размышления греков о бесконечности или иррациональных числах. То, что делали греки в области математики, поистине поражает воображение, ибо они доказали свое превосходство не только для своих, но и для большого количества наших современников. С другой стороны, у нас есть все основания ожидать, что древние мореплаватели, особенно финикийцы и их отпрыски, карфагеняне, совершали многое, сравнимое с описанными путешествиями и даже превосходящее их, причем не только в V в., но и задолго до того времени. Если вспомнить плавание вдоль побережья Марокко и основание факторий в Солунте (на Сицилии) и в других местах, становится ясным, что для этого требовалось больше смелости, чем знаний. Знаний и искусности карфагенских мореплавателей оказалось вполне достаточно для таких целей; они вполне могли продвинуться гораздо дальше вдоль африканского побережья и предвосхитить португальские достижения XV в. Однако карфагенская колонизация остановилась из-за борьбы Карфагена с Римом, которая велась не на жизнь, а на смерть, вынудила карфагенский флот оставаться в пределах Средиземного моря и окончилась в 146 г. падением Карфагена.
Одно последнее замечание: самым удивительным в четырех отчетах являются не столько достижения, о которых в них говорится, сколько сам факт того, что эти отчеты дошли до нас. Следует предположить, что в античные времена предпринимались и другие попытки того же рода или даже превосходящие их. Рассказы о них не сохранились, потому что путешественники погибли и не вернулись – а может быть, они не хотели известности или им недоставало красноречия, чтобы поведать о себе. Психология моряков и искателей приключений сильно отличается от психологии писателей. Более того, большинство из них вовсе не умели писать и не в состоянии были составить связный отчет. Скилака и Сатаспа, Ганнона и Гимилькона следует считать немногочисленными представителями гораздо более обширной группы, сохранившимися символами античной навигации.
Два отчета дошли до нас благодаря Геродоту, и его «История» содержит множество других фактов, представляющих географический интерес; некоторые из них мы обсудим, когда речь пойдет о нем самом. Главное географическое событие V в. до н. э. произошло в самом его конце (в 401 г.), когда Ксенофонт повел десять тысяч греческих наемников, оставшихся в затруднительном положении в верховьях Тигра после злополучной для них битвы при Кунаксе, через горы Армении и Каппадокии к Трабзону (Трапезунту) на Черном море. Это отступление, столь ярко описанное Ксенофонтом, – одно из выдающихся событий в памяти человечества. «Анабасис» или «Отступление десяти тысяч» Ксенофонта, произведение, написанное около 379–371 гг., – один из шедевров исторической и географической литературы. Хотя цель «Анабасиса» не имела отношения к географии, это произведение является самым ранним и достаточно подробным описанием большой области и живущих в ней людей. «Анабасис» – не только одна из лучших книг в своем роде, но и первая такая книга. Критики возражали, что описанию Ксенофонта недостает точности и по нему нельзя проложить на карте его маршрут. Подобные замечания едва ли справедливы, ведь путешествие в труднодоступных горах Армении невозможно описать с