В начале 1550 года он тяжело заболел; одна его благородная благодетельница пришла и увидела его в лихорадке, на жалкой кровати, сделанной из голой доски, где подушкой служила корзина для сбора пожертвований. Она получила от архиепископа разрешение — для Иоанна это было приказом — перенести больного в свой дом. Когда его уводили, бедняки кричали и протестовали, окружив носилки, и Иоанн был расстроен. Он благословлял их, плача, и говорил: "Богу ведомо, братья мои, как я желал бы умереть среди вас! Но раз он хочет, чтобы я умер, не видя вас, да исполнится его воля!"

На слишком мягкой кровати Иоанн открыл архиепископу, что его тревожат три вещи:

"Первое: я так мало служил Господу нашему, хотя получил так много.

Второе: нуждающиеся, раскаявшиеся и упорствующие в своих заблуждениях грешники, заботу о которых я взял на себя.

Последнее: те долги, в которые я вошел ради Иисуса Христа".

Сказав это, он вложил ему в руки тетрадку с записями долгов, которую носил у самого сердца. И не успокоился, пока архиепископ не обязался лично оплатить их.

На заре 8 марта, когда все еще спали, он спустился со слишком удобного ложа, встал на колени, прижимая к груди свое Распятие, и испустил дух — в возрасте пятидесяти пяти лет. Таким его и нашли: уже давно умершим, но все еще стоящим на коленях. Похороны были внушительными: гроб несли четыре знатнейших дворянина, но первыми в процессии шли бедняки из его больницы.

Лопе де Вега в поэме, о которой мы уже упоминали, писал: "Он так любил бедность, что случись ему встретить вместе ангела и бедняка, он оставил бы ангела и обнял бедняка".

И еще: "В Вифлееме тебя призвал Бог-ребенок в яслях, а в больнице — Бог-калека в постели".

Недавно написанная биография очень точно подводит итог его странной жизни: "Это был человек, которому надо было бы встретить св. Иоанна Божьего, и он открыл его в себе самом".

СВЯТОЙ ФИЛИПП НЕРИ

(1515–1595)

Св. Филипп Нери родился во Флоренции в 1515 году, и юность его пришлась на те времена, когда город боролся за свою независимость от тирании Медичи.

Биографы сообщают, что дух молодого флорентийца навсегда проникся в то время тремя вещами: несгибаемой любовью к свободе, страстью к "Хвалам" Якопоне да Тоди (которые в Тоскане пели чаще, чем где бы то ни было) и привязанностью к книге фацеций Пьевано Арлотто — сборнику историй и анекдотов, который Филипп всегда будет носить с собой. Последнее выражает неповторимую сторону его святости — ту, что дала название одной его знаменитой биографии: "Божий шут". Сегодня эти приметы, появившиеся в самом начале его пути, могут показаться маловажными, а то и просто странными, но они становятся интересными, если попытаться разобрать их повнимательнее и постараться постичь миссию, выпавшую на долю этого святого в Риме XVI века — века, который он прожил почти целиком: с 1515 по 1595 год.

Мы попадаем в эпоху расцвета католической реформы — движения, душой которого были святые — особенно много их было в Риме, — чья деятельность была особенно активной в сравнении с нравственной слабостью некоторых пап и тогдашних церковных институтов. Но эта реформа, как ни полна она была жизни и самобытности, все-таки подвергалась опасности закоснеть в том, что затем было названо "Контрреформацией", потому что черпала свои жизненные силы прежде всего в реакции на протестантизм.

После возникновения протестантского движения и разрыва Церковь должна была бы всецело довериться своим истинным святым и реформаторам, которых тогда было великое множество (в Испании их насчитываются десятки, в одном только Риме можно было встретить св. Игнатия Лойолу, св. Филиппа Нери, св. Камилло де Леллиса, св. Джованни Леонарди, св. Феличе да Канталиче, св. Пия V, св. Карло Борромео), но многие считали, что лучше будет, если на заблуждение отвечать ужесточением аскезы и доктрины, строгостью законов. Достаточно вспомнить как один из многих примеров Папу Павла IV Карафу, который остался в истории как "грозный" Папа, считавший инквизицию "зеницей своего ока".

Вне всякого сомнения, строгость и борьба с заблуждениями были необходимы, но те, кто слишком настаивал на них, парадоксальным образом подтверждали правоту людей, обвинявших Церковь в том, что она отняла у христианина свободу, которую Христос завоевал для него ценой собственной крови. Правда и то, что часто инквизиция подозревала и расследовала деятельность как раз тех святых, которых Христос посылал Церкви, чтобы поддержать ее, и которые не могли выполнить эту задачу, не внося новой духовности.

Церкви всегда опасны реформаторы, если они не святые, называют ли они себя прогрессивными людьми или консерваторами. Св. Филипп Нери на общем фоне католической реформы и во времена самой жесткой контрреформации являет собой радостный и умный призыв к свободе. В течение многих лет в Риме, куда Филипп переехал еще в молодые годы, он был просто мирянином, свободным от всяких уз. Чтобы обеспечить свое существование, он работал воспитателем двух мальчиков в доме Качча, другого флорентийца; взамен получал лишь восемь четвериков зерна в год и горсть оливок в день, ночевал на чердаке. И так он жил почти в полном одиночестве, если не считать выполнения обычного долга христианского милосердия по отношению к самым бедным.

У него был особый способ молиться: "посещение семи церквей". Он начинал свое паломничество ночью с собора св. Петра, потом шел в собор св. Павла за крепостной стеной, затем в собор св. Себастьяна, после к св. Иоанну в Латерано, оттуда к св. Лючии, св. Лоренцо, в Санта-Мария-Мадджоре: путь длиной в двадцать километров, который вместе с остановками и долгими молитвами занимал у него целую ночь. Любимым местом остановки для него были катакомбы св. Себастьяна, тогда еще почти неизведанные, там он провел в молитве много ночей. Один из биографов весьма проницательно заметил, что, поступая так, Филипп Нери, кажется, хотел дотронуться рукой до прочных оснований христианского Рима (оснований, орошенных кровью мучеников) в тот момент, когда все здание, казалось, вот-вот пошатнется.

Он посвятил также некоторое время изучению философии и теологии, чтобы лучше понимать божественные вещи, но это длилось недолго, потому что, по его словам, он оказывался в невыносимом положении: учение отвлекало его от Бога, а Бог отвлекал от учения. Св. Игнатий Лойола, столкнувшийся с теми же трудностями в Барселонском университете, счел их искушением, каковым они и были перед лицом его миссии, Филипп же увидел в этом благодать, позволившую ему обрести большую свободу и свой собственный,