Шрифт:
Закладка:
В конце июля Элвису необходимо было поехать на неделю в Мемфис, а вернулся он в новеньком «Линкольне Премьер» ярко–розового цвета, с белой крышей, который, по его словам, был «менее заметным». Он уже не мог жить в «доме Хэков», так что снял виллу, где было два крыла, в которых обычно жили две семьи, так что теперь они могли проводить время отдельно от друзей Элвиса. Момент отъезда Элвиса неумолимо приближался, и они все больше и больше тянулись друг к другу — ни один из них, казалось, не мог представить, как происходящее могло закончиться. В итоге Элвис спросил, не поехать ли ей вместе с ним? Она спросила свою мать, которая ответила «нет». Элвис попросил предоставить все решить ему. Его мама позвонила миссис Джуанико и заверила ее, что ничего плохого с Джун не случится. Потом она отправилась на военную летную базу «Кислер», где уговорила сержанта Напьс. отца одной из подружек Джун, семнадцатилетней Пэтси, разрешить его дочери сопровождать Джун и Элвиса на гастролях. Джун считала, что он никогда на это не пойдет. Когда сержант все же согласился, он потребовал, чтобы за рулем был их друг Бадди.
В последний вечер на виллу с прощальным визитом приехали родители Пресли. Джун тогда осталась там ночевать, заснув в объятиях Элвиса. Когда она проснулась и попробовала одеться, он затащил ее обратно в кровать, и они начали дурачиться, как часто это делали, пихая друг друга и хихикая. «Мы проводили ночь за ночью, засыпая в объятиях друг друга, и не заходили дальше поцелуев. Элвис относился к женщинам с уважением, наверное, потому, что очень уважал свою мать, и всегда останавливался сам. Мне его останавливать не приходилось. Но в этот раз я не хотела останавливаться, думаю, что он тоже. Я истерично захихикала, что со мной случается, когда я нервничаю. Его постепенно тоже разобрал смех. Так мы и валялись совершенно голые и смеялись, потому что оба боялись следующего шага. Как только мы перестали хихикать, в дверь кто–то тихо постучал. Это была мама Элвиса. Она сказала: «Сначала здесь было тихо, потом — смех, потом — снова тихо. Вот я и решила на всякий случай заглянуть. Может, нам для Джун стоит выписать какие–нибудь таблетки, чтобы она не нарожала слишком много детей».
Ни один из нас не сказал что–нибудь вроде: «Мне жаль, что мы зашли так далеко». Скорее наоборот: «Ну надо же, мы почти это сделали, правда, Джун?» Так все прокомментировал Элвис, и я согласилась: «Да, почти». Он сказал: «Нам совсем чуть–чуть осталось». Больше у нас не было возможности остаться совсем наедине. Случалось, конечно, несколько раз, но никогда не заходило так далеко, как той ночью».
Потом он уехал. Увидимся в Майами, сказал он. Ред, Джуниор или Джин обо всем позаботятся.
Они приехали в Майами в пятницу, 3 августа, как раз, когда Элвис должен был выступить в первом из трех намеченных концертов в театре «Олимпия», отдекорированном в водевильном стиле 20‑х годов, с чучелами павлинов и потолком, разукрашенным облаками и звездами. Джун тут же провели за кулисы, где ее отыскали репортеры из «Майами ньюс» и заметили, что «…она вытерала лоб Элвиса в перерыве между выступлениями… Восемнадцатилетняя Джун Джуанико, красотка из Билокси, которую Пресли явно предпочитает аспирину, призналась, что Элвис так же импульсивен в любви, как и на сцене. «Было бы здорово, если бы он любил меня так же, как я его, — вздыхает она. — Но он женат на своей карьере и не допускает и мысли о женитьбе». Джун, щеголявшая короткой прической в итальянском стиле, сообщила, что будет сопровождать Пресли в его гастролях по шести городам Флориды и Нового Орлеана. «Я пока не знаю, что буду делать, когда приеду в Мемфис», — сказала она».
Потом в узком туннеле под сценой театра «Олимпия» Джун рассказывала репортерам о своем первом свидании с Элвисом и последующей дружбе:
«Ну вы же знаете, как бывает. Прошло восемь месяцев, а я от него ничего не слышала». Наверху, пока Джун разговаривала и позировала репортерам, Пресли вышел на сцену. Джун сказала, что не хотела пропускать ни одного концерта… На вопрос, почему молоденькие девчонки закатывали такие истерики на концертах, а она оставалась от этого в стороне, Джун, не моргнув глазом, ответила: «Если бы вы были женского пола, вам бы он очень понравился. И мне тоже хочется визжать».
После заключительного концерта они отправились в гостиницу «Роберт Клэй». Новый «Линкольн» Элвиса (покупка двухнедельной давности) пестрил именами, сообщениями и телефонными номерами. Его везде подкарауливали репортеры, и Элвис злился на себя и на них. На пресс–конференции, проведенной тем же вечером, он не знал, что ответить на вопрос о кризисе в Суэцком канале, и думал, что выглядел очень глупо.
«Не нужно было вообще ничего говорить. Мне нужно было остановиться и подумать, а не лепетать какую–то чушь», — пожаловался он Джун. Джун и Пэтси жили в отдельной комнате, и, приняв душ, Элвис зашел их навестить и заодно улизнуть от Полковника и музыкантов. Он прилег на двойную кровать рядом с Джун и дотронулся до нее, будто не верил, что она действительно была с ним. Подразнив Пэтси, маленькую хулиганистую и острую на язычок девчонку, и пошептавшись о всякой чепухе с Джун, он быстро заснул. Джун даже не успела ничего сообразить.
На следующий день интервью с Джун было напечатано в газете, и Полковник ворвался в гримерную перед началом первого концерта. В руке он сжимал газету, а взгляд сначала остановился на