Шрифт:
Закладка:
16 июля журнал «Ньюсуик» опубликовал колонку, написанную Джоном Ларднером, где критиковалась попытка Стива Аллена «причесать» Элвиса и «поставить его в неловкое положение во благо человечества…» «Моральные принципы Аллена, — провозгласил Ларднер, — весьма сомнительны». Эд Салливан объявил 12‑го числа, что передумал, и собирался обговорить участие Элвиса в трех программах осенью и зимой за небывалый гонорар в 50 тысяч долларов. Господин Уоллис проинформировал Полковника, что уже подыскал картину, в которой Элвис мог бы дебютировать на студии «Парамаунт» через шесть месяцев, но собирался его «одолжить» другой студии, «XX век — Фокс», на съемки вестерна «Братья Рено», которые начинались в конце августа. Даже по сравнению с предыдущими успешными записями Элвиса, выпущенными за год, RCA получила небывалую отдачу на диск с «Hound Dog» и «Don't Be Cruel», который увидел свет 13 июля и почти за неделю стал золотым.
Элвис сгорел так, что два–три дня был вынужден кататься на водных лыжах в штанах и футболке с длинными рукавами. Несмотря на его несоответствующий наряд, его «мастерство», по словам инструктора Дики Уотерса, не пострадало и оставалось вполне профессиональным. Джун так часто залезала в воду, что ей надоело постоянно укладывать волосы, так что она, по совету Элвиса, просто их отрезала. Цивилизация казалась такой далекой, что, когда что–то из внешнего мира проникало в их жизнь, возникала неожиданная реакция. Например, Элвис по какой–то причине терпеть не мог популярную тем летом песенку Терезы Брюер «Sweet Old Fashioned Girl». Как–то раз, вернувшись с конной прогулки, они пили ледяную воду из огромного кувшина и слушали радио. Вдруг началась «Sweet Old Fashioned Girl». «Я сказала ему: «Вот и твоя любимая песня», — вспоминала Джун, — и сделала радио громче. А он взял и вылил себе на голову целый кувшин ледяной воды! Это было для него типично».
Единственными грустными нотками были неизбежный отъезд Элвиса в начале августа на гастроли во Флориду и вмешательство в их безоблачное счастье посторонних — Реда, Джуниора и иногда Артура, которого Джун называла «Артритом». Не то чтобы Джун не любила друзей Элвиса, хотя она чувствовала подлость Джуниора и грубость Реда, которые расцветали пышным цветом в отсутствие родителей Пресли. С друзьями она вполне могла справиться, но большее беспокойство ей доставляло их влияние на Элвиса: казалось, он так стремился им понравиться, что все больше и больше им уподоблялся. Друзья Джун не оказывали подобного эффекта ни на нее, ни на него — с ними просто было приятно проводить время. Но со своими приятелями Элвис, казалось, утрачивал чувство собственного достоинства, так же как и свой характер. С одной стороны, он не хотел на них давить и бросал лишь укоряющий взгляд, когда они переходили границы дозволенного. Он всегда к ним хорошо относился и демонстрировал щедрость духа, которую Джун так в нем любила. С другой стороны, она терпеть не могла, когда он начинал хорохориться перед ними и подражать им так, что становился не похож на себя. Она сама была личностью и этого же хотела от него. Она не была ничьей собственностью и не привязывалась ни к кому.
«Он всегда хотел, чтобы я была рядом с ним, у ногтя. Он постоянно меня искал, а когда находил, начиналось: «Где, черт возьми, ты была? Что ты о себе думаешь?» И это перед его друзьями. Он очень быстро выходил из себя, а я тоже иногда упрямилась. Однажды он говорит мне: «Ты не будешь со мной так разговаривать и так ко мне относиться». А я при его дружках послала его к черту. Он схватил меня за руку, как будто собирался душу из меня вытрясти, и затащил меня в ванну. Когда мы там оказались, он просто взял мое лицо в ладони, поцеловал и сказал: «Малышка, я знаю. Я знаю, что ты права… Извини меня». Но парням он это не показывал, так что они не догадывались, что у него было доброе сердце».
Зато догадывалась Джун. Она сразу почувствовала его тягу к духовности и вручила ему книгу «Пророк» Калила Джибрана, прошлогодний подарок на окончание школы от бывшего приятеля. «Он был в восторге. Я говорила, какие главы мне нравились больше всего — моей любимой была про дружбу, там даже было чуть–чуть про любовь». Они читали и перечитывали эту главу и долго ее обсуждали. Джун думала, что это его даже успокаивало, хотя сомневалась, что его можно было полностью успокоить. Однажды вечером они навестили в больнице маленькую девочку, болевшую раком крови, с мамой которой Джун была знакома, а потом отправились на пирс, где они сидели до рассвета на своем первом свидании. Элвис попросил Джун посмотреть на луну, расслабиться и ни о чем не думать, просто парить в пространстве между луной и звездами. Если хорошо расслабиться, объяснил он, можно забраться прямо на небеса. «Ты давно это делаешь?» — спросила Джун. «С тех пор как был мальчишкой, — ответил он. — Просто никому не рассказывал. Я давно научился никому об этом не рассказывать. Люди думают, что ты с ума сошел, когда начинаешь говорить о вещах, которые они не понимают». Единственным человеком, который действительно мог это понять, была его мать — признался Элвис.
И Джун тоже кое–что поняла. Она поняла, что, когда они были вместе, она чувствовала что–то, во что другие люди не могли вмешаться. И поняла, что, когда он был на людях, он чувствовал что–то, во что не могла вмешиваться она. Только через три года, извиняющимся голосом сообщил Элвис, он сможет начать жить для себя. Тогда он будет делать все, что ему заблагорассудится. Он сможет жениться, родить детей и признаться публике, что он ей безраздельно никогда не принадлежал. Но до тех пор он не мог нарушить слово, данное Полковнику, этому загадочному персонажу, которого она никогда не встречала, и испортить свою карьеру.
Жизнь в Билокси была достаточно размеренной, так что они могли даже притворяться, что вели обыкновенную жизнь. Люди в городке настолько привыкли к местной знаменитости, что постепенно научились не обращать на него внимания. Как–то Элвис и Джун пошли в кинотеатр «Сэнджер» посмотреть «Король и я» и ушли, не досидев до конца. Элвис посчитал, что киномюзиклы выглядели смешно
