Шрифт:
Закладка:
Холостые патроны, Миша, Димон, Вася и это его «когда ты последний раз брил свою рожу». Всё это не казалось ему теперь бессмысленным бредом. Новые мысли пришли в голову, мысли напряженные и страшные. Он помнил, как выстрелил в Андрея, как повалилось на пол его бездушное тело. Но как такое могло быть? Ведь карабин был заряжен холостыми! А значит… значит всё это было игрой, какой-то странной игрой, в которую оказались они затянуты против своей воли. Снова шорох, снова стоны, плач, мычание… отчетливо женское! Диана! – ему стало чуть легче. Он была жива. Его дочь по-прежнему была жива!
Вот он оказался на пороге той самой комнаты. Рука осторожно легла на выключатель. Одно движение и все озарится светом, второе движение и он откроет дверь. Но он стоял неподвижно, не решаясь сделать ни первое, ни второе. Включить свет и открыть дверь означало бы компрометировать себя, открыться тому, кто был там… или здесь. Но разве не видел он его и без этого, разве не чувствовал?! Щелкнул выключатель, неимоверное усилие воли с его стороны, сделанное с затаенным дыханием, но светлее не стало. Генератор больше не работал. Он прислушался – его тарахтение больше не разносилось по мрачным помещениям дома. Лишь шорох с той стороны, лишь плач и стон. Он протянул руку вперед и пальцы нащупали проржавевший металл ручки. Тихо, совсем медленно, он потянул ее на себя. Дверь открылась почти беззвучно, будто не была старой или будто кто-то смазал ее совсем недавно. Но если смазал, то… зачем? И кто?! Сейчас ответ ему был уже очевиден. Тот, кто подменил патроны в оружии, кто испортил их телефоны, кто порезал их лодки и кто, один за одним, как на охоте, убивал членов его семьи.
Стон становился громче и сильнее с каждым его шагом, с каждым шорохом ботинка по неровному полу. Он дошел до центра комнаты, по крайней мере думал, что дошел до центра, и остановился. Не было видно ничего. Но было слышно. Кто-то выл, кто-то стонал, кто-то плакал. Диана?! Его сердце вырывалось из груди, его сердце просилось наружу, туда, где была его вторая родина, где, под лучами балеарского солнца была его Кати и дети, где была яхта, автомобиль и служанка Эстела со своим умением готовить превосходную паэлью, где был бар неподалеку, в котором почти всегда сидел Майк, этот старый негр из Манчестера. Но всё это было там, а он здесь. В этом доме, в этой комнате, в этом аду, в котором каждый его шаг утопал в плаче и стонах, будто он, Александр, подобно дантовскому страннику, был главным гостем на всем этом празднике.
– Диана, ты здесь? – прошептал он, прошептал совсем тихо. Но даже при шепоте зубы его умудрились простучать барабанной дробью. Послышался стон, плач, послышалось тихое шевеление. Казалось, она была здесь не одна, казалась вся эта комната была наполнена душами умерших или убиенных им людей, которые вернулись из мира того, чтобы вершить правосудие над тем, кто был еще (пока) в мире этом.
Становилось дурно. Его нервы сдавали. Его ноги, которые еще совсем недавно рвались наружу, ослабли и еле держали его обветшавшее за эти несколько дней тело. Сдавала и психика, и это было хуже всего. Чем больше находился он в этой комнате, тем больше было стонов и плача, тем глубже утопал он в бездне этого мраке. Казалось, они звучали уже в его голове, казалось, все эти стонавшие души пробирались внутрь и рассаживались по углам его сознания, готовясь к какому-то необычайному действу, главной фигурой которого был он. Броситься прочь, куда-нибудь туда, на улицу и… чёрт с этим домом, с этими стонами, чёрт со всем этим дерьмом… Но Диана! Оставить ее просто так он не мог. Он должен был вытащить ее отсюда, пускай даже рискуя самым главным, что у него было – своей жизнью.
– Зажигалка! – он вдруг вспомнил, что всё это время в кармане его брюк лежала зажигалка, которой он несколько раз разжигал камин. Дрожащая рука полезла в карман. Он вынул ее и вытянул перед собой во второй руке, в той, в которой не было ножа. Надо было нажать на колесико, металл высек бы об кремень искры, которые воспламенили бы идущий газ и стало бы светло. Ад превратился бы в… Рай?.. Нет, Саня, нет! Не всё так просто в этом мире! «Одну ошибку ты все-таки сделал, Саня, и она убьет тебя!» Услышал он голос совсем рядом с собой, а может и внутри себя. Большой палец надавил на колесо зажигалки и вспышка озарила пространство вокруг.
4.
Голод, войны, катастрофы – она слышала об этом лишь понаслышке, обрывками услышанных от кого-то фраз, вспышками новостных уведомлений, всплывающих в нижнем правом углу экрана, которые она сразу спешила закрыть. Она не читала газет, не слушала новостей, не смотрела телевизор. События внешнего мира проходили мимо нее лишь статическими шумами, лишь помехами, которые мешали ей сосредоточиться на чем-то своем глубоком и женском.
Она родилась в Валенсии в начале девяностых годов прошлого века в семье посла и домохозяйки. Она ходила в спецшколу с углублённым изучением испанского, английского и французского языков. Она хотела поступать в Мадридский университет Комплутенсе на отделение испанской филологии, хотела изучать Сервантеса, Гарсию Маркеса и Лорку, но этим ее планам не суждено было воплотиться в реальность. Когда ей исполнилось шестнадцать лет ее отец вернулся с семьей в Россию, где занял какую-то должность третьего плана в Министерстве Иностранных дел в Москве, мать же вынуждена была сменить горничную Луизу на Марину. Отец не разделил ее любви к литературе и отправил ее в МГИМО, который она закончила почти с отличием. Почти лишь потому, что лучшие позиции после окончания уже были расписаны на людей самого высокого ранга и ей, как дочери упавшей звезды, оставалось довольствоваться лишь тем, что оставалось.
Впрочем, опасения тех, кто выводил «хор» в ее зачетной книжке были совершенно напрасны. Екатерина, несмотря на все свои желания жить в Париже, Нью-Йорке или, по крайней мере, в Мадриде, никогда не стремилась там работать. Ее мысли были о другом, о более высоком. «Идея моей жизни в том, чтобы сделать сказку реальностью». Фраза, сказанная Грейс Келли,
