Аня поняла это уже утром. Сидя с кофе и слушая, как он беседует по телефону. Поняла, что Высоцкий… Может быть в миллион раз более умным чем она. Опытным. Дальновидным. Аккуратным. Дотошным. Логичным. Последовательным. Но в его жизни есть сфера, в которой он — абсолютные профан. Сердце для него — просто орган, качающий кровь. Чувства для него — табула раса. Любые. Он будто младенец, который испытывает, но не понимает, что… Почему тревожится, почему злится, почему… Почему отчаянно хочет сделать больно.

По незнанию. От бессилия. А это… Не повод затаить обиду и мстить. Это повод научить. Взять за руку и повести.

— Приревновал? — снисходительно отнестись к вопросу, вздернутой вверх брови и приподнятым в полуулыбке уголкам губ… Не усомниться в собственной теории, а будто получив еще одно ее подтверждение.

— Да. Приревновали. Вам… Вам не понравилось не то, что я нарушила правила. Вы сами понимаете, что реакция того не стоила. Вам не понравилось, что я была там… Не одна. Вы… Поэтому вот так…

— Думаешь? — Корней переспросил, склонив голову набок. Сказать, что девочка его удивила — это промолчать. Не будь он достаточно хладнокровным, чтобы держать эмоции при себе — наверняка открыл бы широко глаза (как делает она всегда, когда поражена до глубины души), а может быть и рот. А так — лишь посмотрел более пристально, внезапно осознавая, что хочет, пожалуй, чтобы продолжила, а не спасовала. И она будто чувствует…

Кивает, пусть несмело, но улыбается…

Встает с табурета, делает несколько шагов в сторону, упирается руками в стол, повторяя его позу…

И они стоял почти, как ночью, но куда ближе, ведь тогда их разделяла длина стола, а сейчас — ширина.

И смотрят они уже не так. В его взгляде нет яростного желания делать больно. В ее — отчаянного стремления доказать, что он неправ…

Тогда «хозяином ситуации» был он. Сейчас — она.

— Уверена… — Аня отвечает на выдохе, улыбаясь еще шире…

— А если я скажу, что ты придумываешь? — Корней переводит голову, глядя на нее под новым углом.

— То я скажу, что вы юлите. И введу первое правило. Врать нельзя…

Аня практически шепнула, а улыбка на губах Корнея стала шире. Хитрая зайка.

— Только мне или тебе тоже?

— Никому нельзя.

— Хорошо. Врать не будем. Что еще?

— Еще… Нельзя делать больно, даже если очень злимся.

Корней кивнул, принимая.

— Еще?

— Еще… Больше не придумала. Простите…

— Тогда можно я попробую? — Аня сделала вид, что задумалась, сжала губы на мгновение, потом кивнула. — Если что-то гложет — озвучивать, а не тянуть до последнего. Ты же видишь — мы договороспособны. Как оказалось.

Аня снова кивнула, на секунду опуская взгляд, а потом снова на мужчину.

— Я не жду от вас ничего. Не думайте. Понимаю, что сама по себе ревность ни о чем не говорит. По отношению к имуществу тоже можно испытывать ревность…

— Ты не имущество. Я думал, это мы уже обсудили и пришли к выводу…

— Да. Обсудили. И пришли. Но я не об этом… Я о том, что не жду от вас ничего в связи со своими признаниями. Вы не виноваты, что я в вас влюблена. Вы не обязаны менять из-за этого жизнь. Это, наверное, пройдет. У всех же проходит, да? Просто… С этим не нужно бороться так радикально, как пыталась я…

— Но ты же зачем-то хочешь остаться? — Корней снова нахмурился, ожидая ответа… А потом они вдвоем — с Аней — перевели взгляды на телефон Высоцкого, который завибрировал, оповещая о входящем…

Аня была готова к тому, что на этом диалог будет окончен. Корней бросит что-то похожее на «важный звонок, потом договорим», предпочитая ей переговоры. И он действительно потянулся к телефону, только не скользнул пальцем по экрану, принимая звонок, а отключил его, возвращая на место уже экраном вниз. Снова уткнулся в столешницу, вздернул бровь…

Понятия не имел, что у девочки напротив в этот момент зачем-то триумфально затрепетало сердце.

— Хочу. Хочу быть рядом, пока могу.

— Зачем, если считаешь, что шансов — ноль? — лучшее, что мог бы сделать Корней — смолчать. Во всяком случае, так казалось Ане. Но он всегда удивлял. И сейчас тоже. Задал вопрос, делая тон чуть более требовательным, а взгляд пристальным.

— Я верю в чудеса, вы же помните… — Аня попыталась свести в шутку, передергивая плечами, мягко улыбаясь…

— То есть дальше веры дело не пойдет? — и снова лучшее было бы смолчать. И снова Корней поступает иначе. К чему-то ведет… Это было очевидно. Непонятно только, к чему…

— Вы так говорите, будто только назойливой влюбленной девицы дома вам и не хватало…

— Ну влюбленная у меня уже есть. Завтра приведу назойливую…

— Это не смешно…

— А я и не шучу, Аня.

— Но вы же сами ночью сказали…

— Сказал. Сказал, что ты очень целеустремленная… Ошибся, получается? — взгляд стал таким, будто под кожу… — Или тебе хочется не быть рядом, а рядом страдать?

— Нет. Страдать мне точно не хочется.

— Тогда зачем быть рядом?

И снова вопрос, вводящий в ступор.

— Вы хотите, чтобы я съехала?

— Я хочу, чтобы ты наконец-то ответила.

— Чтобы… Чтобы рано или поздно вы совершили глупость! Вот зачем!

Аня выпалила на одном дыхании, глядя Высоцкому в глаза без страха. Ожидала, что усмехнется, а он — нет.

Кивнул, опустил взгляд на ее руки. Как и ночью напряженно вжатые в столешницу. Только сегодняшняя решительность нравится ему больше…

— Моя глупость может дорого тебе стоить. Ты это понимаешь?

— Понимаю.

— Ты не готова к таким отношениям.

— А вам они и вовсе не нужны.

— Да. А мне они и вовсе не нужны. Но есть одно «но».

— Какое?

— Я действительно приревновал…

Корней оттолкнулся от столешницы, взял в руки телефон, который зазвонил повторно…

— Ты к бабушке хотела? — спросил, резко переводя тему и глядя на нее — растерянную — поверх экрана телефона.

— Да…

— Собирайся тогда. Договорю — отвезу.

— Это необязательно… Я сама… — Аня попыталась отказаться, говоря на автомате, напрочь лишенным эмоций голосом…

— Я свободен. Отвезу.

Но Высоцкий ее не слушает. Снова берет трубку, снова разворачивается… И так легко переключается, будто только что не сделал чуть ли не самое сложное признание в собственной жизни.