Шрифт:
Закладка:
Это решение спасало Антиохийскую патриархию от финансового краха. В том же 1913 г. Антиохийский патриарх, воодушевленный решением российского правительства, посетил в Горном Ливане ставропигиальный Свято-Ильинский монастырь в Шувейре (дайр мар Мяъяс аш-Щувайр)117, в котором подвизались десятки русских монахов с Афона118. Еще до поездки в Россиию, патриарх Григорий с согласия местной православной общины передал эту горную обитель русским насельникам в управление и «во всегдашнее владение», после чего местное население стало называть монастырь «русским» (ад-дайр ар-русий)119. Однако в 1915 г. из-за разразившейся первой мировой войны османские власти приказали всем российским подданным монахам удалиться из монастыря и покинуть пределы Османской империи (931, т. 3, с. 370).
Политика покровительства российского правительства православным христианам в Сирии и Палестине вызывала повышенный интерес у неправославных общин, ставших объектом непрекращавшихся попыток прозелитизма Римско-католической церкви. В 40-х и 50-х гг. XIX века сиро-яковитские патриархи (соответственно Иаков в 1842 г., Илияс в 1850 г. и Игнатий в 1852 г.)120 обращались в российскую миссию в Константинополе с просьбами оказать им покровительство и защитить от притеснений католиков и османских властей. С разрывом отношений между Османской и Российской империями в 1853 г. из-за начала Крымской войны переговоры прекратились. После восстановления дипломатических отношений между Петербургом и Стамбулом в 1856 г. обращения сиро-яковитов в императорскую миссию на Босфоре возобновились. Тогда к призывам о помощи добавились голоса сирийских армян и униатов. В 1859 г. в лоно Антиохийской православной церкви вошли 300 армянских семей (около полутора тыс. чел.). Если переговоры с сиро-яковитами
так и не привели к конкретным результатам, то контакты российских дипломатических и церковных представителей с антиохийскими греко-католиками, среди которых было немало купцов, оказались более продуктивными. Было очевидно, что для Дворцовой площади возвращение в православие греко-католиков могло бы содействовать задачам восстановления и усиления политического влияния России на восточных христиан Великой Сирии, особенно после поражения в Крымской войне. В 1859 г. российский посланник А.Б. Лобанов-Ростовский провел результативные переговоры с лидером сироливанских униатов, викарием Греко-католического патриарха Климента архимандритом Джильбарой о возможности воссоединения его небольшой паствы униатов с Антиохийской православной церковью (592, с. 149). Существенную помощь в этом посланнику оказал начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме епископ Кирилл (Наумов). В Дамаск был направлен из Бейрута вице-консул российского генерального консульства Н. Мокеев, который передал крупные денежные суммы местным униатам и тем самым добился перехода всей дамасской общины греко-католиков в лоно православия (752, с. 78–79). В 1860 г. примеру дамасских единоверцев последовала большая часть бейрутской униатской общины. В декабре того же года униатские уполномоченные (Джильбара и Хури Ханна) подписали акт о переходе в православие 700 дамасских и 1 тыс. 200 бейрутских греко-католиков (там же, с. 79). Тем не менее после трагических событий 1860 г. в Дамаске и на Ливане, когда на помощь христианам пришла Франция, многие новообращенные в православие вновь приняли унию или католичество. Как писал архимандрит Леонид (Кавелин), эти события «подоспели очень кстати, чтобы уничтожить опасения латин и надежды греко-униатов» на Россию (592, с. 149).
В Палестине арабы-христиане тоже пытались обратить на себя внимание российского кабинета. В 1882 г. 160 католиков – жителей селения Магдаль121 близ Назарета вернулись в лоно православия. Для этого Палестинскому обществу пришлось удовлетворить поставленное перед ним арабами условие построить в их селении школу и православную церковь, а также обеспечить содержание местного священника (424, л. 47—48об).
В 1900 г. архиепископ сиро-католиков в Хомсе и Хаме Грегуар Джурджи Шахин попросил генерального консула А.П. Беляева посодействовать в переговорах с патриархом Мелетием о принятии его с его паствой в лоно Антиохийской православной церкви (244, л. 53)122.
В июне 1910 г. к российскому консулу в Дамаске письменно обратился сиро-яковитский епископ Сададской епархии Петр с неожиданной для всех просьбой ходатайствовать перед синодом Антиохийской церкви о принятии его вместе с возглавляемой им сиро-яковитской паствой в православие. Князь Шаховской представил письмо епископа Петра на рассмотрение Антиохийского синода, заседание которого проходило в Дамаске с 22 июня по 15 июля 1910 г. На вопрос митрополитов о мотивах такого решения епископ Петр ответил, что «благочестие, благоговение и все другия христианския качества, которые он заметил у русских в Иерусалиме, посеяли в его сердце любовь к православию, правильность и добродетели коего он замечает в добропорядочном поведении православных и в (их) богослужении» (506, л. 47–66; 931, т. 3, с. 362)123. Петр хлопотал также о разрешении им совершать обряды на «сирьякском» (ассирийском. – М.Я.) языке. Синод постановил принять сиро-яковитского епископа Петра в лоно Антиохийской православной церкви «на тех же основаниях, на каких были приняты в православие в России несториане»124. Синод постановил также постепенно вводить православные традиции и молитвы на арабском языке для вернувшейся в православие паствы после того, как все церковные книги будут приведены в соответствие с канонами православного вероисповедания (506, л. 47–66; 931, т. 3, с. 357–362). Антиохийские архиереи немедленно уведомили о своем решении Петербургский синод через российское консульство в Дамаске. Одновременно они направили в Петербург просьбу выделить необходимые субсидии для появившейся у них новой православной епархии, а также ее «епископу на школы и другия нужды». В 1912 г. митрополит Хомский Афанасий рукоположил владыку Петра в сан православного епископа «Садада и его окрестностей». Ставшая православной Сададская епископия поступала под надзор и попечение митрополита Хомского, который должен был оказывать ей и ее правящему епископу необходимое содействие. Сирийские православные христиане, видимо, уже рассматривали свой патриархат как чуть ли не одну из митрополий Греко-Российской церкви. В отличие от Антиохийской церкви, Иерусалимский патриархат, вернее, его Святогробское братство, существовавшее главным образом за счет российской финансовой помощи, было склонно скорее видеть себя субъектом Константинопольского патриархата, нежели частью Всероссийской церкви.
Балканская война 1912–1913 гг. внесла свои коррективы в решение Россией Восточного вопроса: в результате военных действий греческим войскам удалось оккупировать Афон. Афины при поддержке Лондона решились на этот дерзкий шаг, чтобы одним ударом отвоевать у Османов Святую гору, порвав, по словам эксперта российского МИД по церковным вопросам Г.С. Фонвизина, «последние нити, связывавшие Афон с Константинополем», чтобы затем «притянуть его к Афинам» (375,
