Вновь заходя на элемент, Сова даже не задумалась, что делает что-то не так, однако новоиспечённый партнёр это заметил. Парень резко отпустил руки, и девушка рухнула вниз. Татьяна ожидала, что, как обычно, приземлиться на плечо Трубецкого и тот не позволит ей поцеловать ледовое покрытие, но в этот раз — этого не случилось. Сейчас она стояла в паре с человеком, которого, как ей казалось, она любила последние два года. Этот человек должен был стать её опорой и поддержкой, только вот этого не произошло.

Девушка приземлилась на лёд, проехав пару метров и разодрав руки, а когда та ударилась щекой об ледовое покрытие, получила и пару кровоточащих порезов и на лице.

Таня держалась за меня нехотя, стараясь ещё больше не травмировать свои повреждения и отнекиваясь от любой другой помощи.

— Давай я доведу тебя до раздевалки, — предложил Кирилл, дотрагиваясь до плеча Татьяны.

— Не трогай меня! — девушка, не ожидая сама от себя подобной реакции, дёрнулась и прижала руки к груди. — Никогда больше не трогайте меня!

— Тань, — я усадила её на лавочку, помогая надеть чехлы. — Что мне сделать? Чем тебе помочь?

— Ничем. Просто не трогайте меня больше. Мне нужен отдых. Я должна восстановиться.

— Ты уверена, что дойдёшь сама? — поинтересовалась Ирина Владимировна.

— Дойду.

— Помнишь, что я говорила про страх? — старший тренер протянула девушке пластинку обезболивающих таблеток. — Он начинает прорастать, Тань. И это видим все мы. Не проигрывай ему так просто. Не давай полностью тебя сожрать.

Совинькова лишь кивнула, никак не прокомментировав слова старшего тренера, и отправилась в сторону раздевалок.

— О чём вы говорите, Ирина Владимировна? — удивлённо спросил Кирилл.

— Помяни моё слово, Трубецкой. Она больше не выйдет на лёд как парница.

— С чего вы решили?!

— С того, что она боится. И больше никому не доверяет, даже самой себе.

***

Тихий стук в дверь раздался примерно в час ночи, пока молодой человек, примостившись на подоконнике, попивал что-то из кружки.

— Войдите, — крикнул он и дверь открылась.

Свет был выключен, а луна освещала лишь половину того бардака, который валялся на полу и кроватях.

— Ну и свинарник ты тут устроил, — девушка заправила белые, слегка отросшие, волосы за ухо и подпёрла собой дверной косяк.

— Заходи и закрывай дверь. Не наполняй комнату тёплым воздухом. Я не просто так тут мавзолей устраиваю.

— Хоронишь тут своё здоровье? — поинтересовалась блондинка, закрывая дверь. — Я думала, что ошибаюсь. Но всё-таки моя догадка подтвердилась, — она подняла с пола пару пустых бутылок из-под спиртного и поставила их на тумбочку. — И как давно?

— Что именно?

— Запах сигарет я почувствовала ещё на первой тренировке, просто ничего тебе не сказала. А вот алкоголь… Мать то знает, чем занимается её Маркуша?

— Давай не будем о ней, Алис. Она и так капает мне на мозги каждый день.

— Я знаю, что летом ты, уже как два года, уходишь в запой, но думала он ограничивается только тремя месяцами в год. Может хватит уже?

— А может хватит читать мне нотации?! Вы меня порядком достали! — он спрыгнул с подоконника, слегка пошатнувшись. — Зачем ты явилась?

— Позлорадствовать пришла, — она отошла на шаг, когда Кауфман пошёл в её сторону. — Не подходи ко мне. От тебя алкоголем несёт за километр.

— Уходи, Ким. Тебе здесь делать нечего, иначе Женя и Кирилл тебе этого не простят.

— Ты меня тоже прощать не собираешься, — девушка села на более-менее свободную от бутылок кровать, положив ногу на ногу. — Какая я плохая, ко всем во враги записалась.

— Тебя моя мать подослала?

— Иначе я бы не пришла.

— Скажи честно, ты ведь не только из-за неё здесь? Нравится смотреть на меня в таком состоянии?

— Не представляешь насколько, — она как-то по-своему улыбнулась и похлопала по месту рядом с собой. — Сделай уже пару фото, выложи их в сеть и всё образумиться. И ты, и твоя мама — сможете выдохнуть и спать спокойно.

— Какая же ты сволочь, Ким.

— Ты меня такой сделал, а теперь не нравится?

— Ты была другой. Верной и покладистой. Такая ты мне больше нравилась.

— Ну действительно, прям как ручная собачонка, которым обычно заплетают косички и наряжают в платьица. Хотя погоди, я же именно ей и была.

— И что же тебе не нравилось? Ты ведь жила в шоколаде. Контракты, пресса, поклонники — у тебя было всё! У нас было всё, Алиса! Зачем ты всё разрушила?! — Марк навис над девушкой, сильнее вдавливая её в кровать. — За что ты меня так ненавидишь?

— Знаешь почему я стараюсь пить только в гордом одиночестве? — партнёр вопросительно поднял бровь. — Потому что, если кто-то будет рядом, я покажу какая я на самом деле. Расскажу то, чего даже сама в трезвом состоянии не знаю. Сделаю то, чего мне больше всего хочется, но то, что нельзя делать, если ты в здравом уме. И именно это ты сейчас и делаешь, — девушка включила запись на телефоне парня, который валялся где-то в простынях, и поставила его в дальний угол кровати, чтобы можно было следить за всем происходящим. А потом еле слышно пробормотала ему на ухо: — Ты жалок в таком состоянии.

— Тогда чего же ты хочешь, Алиса? Представь, что ты пьяна. Сделай то, чего не сделаешь в здравом уме.

И она его послушала, решила подыграть и позабавиться. Дотронулась руками до его лица и притянула к себе для глубоко поцелуя, наполненного горечью и жестокостью.

— Ты уверена, что пришла по просьбе моей матери? Может ты просто хотела развлечь меня?

Девушка звучно засмеялась и скинула с себя Марка:

— Ты как всегда прав, Маркуша. Но я пришла сюда не для того, чтобы развлекать тебя, милый. Я здесь — чтобы окончательно тебя разрушить. Ты не представляешь, какой ты сейчас жалкий. Будто котёнок, которого выбросили в картонной коробке. И знаешь, надо бы было взять и прижать тебя к груди, приласкать, дарить любовь и заботу. Но ты правильно заметил, я — сволочь, поэтому этого не сделаю. Мне нравится смотреть как ты разрушаешь сам себя. Нравится, что мои поступки добивают тебя и ты рассыпаешься, как когда-то рассыпалась я.

— А я ведь до сих пор люблю тебя, — сказал ей в лицо Кауфман. — Всегда любил, несмотря ни на что.

— Знаешь, — она задумчиво посмотрела в потолок. — Скажи ты мне это пару лет назад, я прыгнула бы к тебе