– Я не посол, – покачал головой эсператист. – Приняв сан кардинала Талигойского и Бергмаркского, я обрел новое отечество. Послы думают о выгоде своих держав, а не о бедах и радостях талигойской. Мне среди них не место, но вас ищет ваш офицер…

– Прошу меня простить, – с невольным облегчением произнес Дикон, – я должен проследить за порядком.

– Надеюсь, вам удастся его сохранить. Когда люди становятся толпой, они преступают заветы Создателя, заповедовавшего милосердие и сострадание.

Левий улыбался, но в улыбке проступало что-то недоброе. Оноре смотрел и говорил иначе. Святой Алан, ну почему кардиналом стал не он, а этот седой человечек?

– Второй Доры не будет, – отрезал Ричард, – и второй Октавианской ночи тоже. Ваше высокопреосвященство может не беспокоиться.

4

– Ваше величество? – Альдо был не один и был откровенно зол. – Я нужен?

– Входи. – Альдо говорил «ты» друзьям либо наедине, либо злясь на кого-то другого. – Похоже, наши законники не в ладах с законом. Все это, господа, следовало учесть до суда. До, а не во время.

– Ваше величество, – Кракл, несмотря на пышные одежды, словно бы усох, – я предполагал, что защита станет давить на разницу кодекса Эодани, кодекса Доминика, кодекса Лорио и законов, действующих в Золотых Землях ныне. Утром я поделился своей озабоченностью с герцогом Эпинэ…

– Герцог Эпинэ не чиновник, а Первый маршал, – чего-чего, а обрывать прихвостней Альдо научился, – и поделились опасениями вы, когда фитиль уже горел. Ладно, ступайте, нам надо подумать. Вускерд, отправляйтесь к послам, объявите, что мы начнем несколько позже.

– Как мне объяснить задержку? – растерялся экстерриор. – Дипломаты могут не понять…

– А вы скажите так, чтобы поняли. – Альдо сдерживался из последних сил. – Вы экстерриор или конюх? Мне начинает казаться, что последнее. Робер, на столе адвокатская писанина, возьми и прочти. Мэтр-как-его-там расстарался и накатал всем судьям.

– Я прочту. – Лист с обращением к Повелителю Молний лежал сверху, под ним оказался такой же, но на имя Карлиона.

«Монсеньор, я обращаюсь к вам как к члену Высокого Суда…» – почерк у адвоката был уверенным и четким, буквы честно складывались в знакомые слова, но письмо казалось написанным по-бакрански. Из пестрящего цитатами и цифрами документа Иноходец более или менее уразумел, что мэтр Инголс настаивает на замене членов суда, являющихся кровными врагами подсудимого, к каковым, по его мнению, относится и Робер Эпинэ. Адвокат витиевато указывал на упразднение императором Лорио Вторым сословия эориев и настаивал на приведении обвинения к протоколам Золотого Договора и каким-то «высочайше не отмененным к началу текущего судебного процесса кодексам», после чего начиналось нечто вовсе неудобочитаемое.

– Все ясно? – Голос сюзерена выудил Робера из словесного студня. – Принесенной вами клятвы, по мнению защиты, мало, мэтр требует нашего личного вмешательства, новых судей и нового следствия с участием представителей всех стран Золотого Договора и кардинала Талигойского и Бергмаркского. Толково требует, надо отдать ему справедливость. Упрекнуть буквоведа не в чем, мы велели ему защищать Алву на совесть, но мы исходили из того, что обвинение знает, что делает.

– Ваше величество, – запротестовал Феншо. – Инголс ничего не оспаривает по существу, он пытается затянуть процесс. Увы, опровергнуть его доводы непросто – обвиняемый и в самом деле повинен в смерти родственников судей.

– Мы это уже слышали, – сюзерен был готов кого-нибудь укусить. – Робер, что скажешь?

А что говорить? Только то, что мэтру Инголсу нет цены.

– «…поскольку непосредственными свидетелями деяний, вменяемых в вину герцогу Рокэ Алва, являются герцог Окделл и герцог Эпинэ, защита настаивает на том, чтобы они были приведены к присяге, ибо их показания являются основополагающими для прояснения имевших место событий», – зачел вслух Иноходец. – Что ж, если нужно, чтобы я дал показания, я согласен. Судья я и впрямь никакой. Я кодексов этих и в глаза не видел…

– Тебе и не нужно, – хмуро бросил его величество. – Законы – дело судейских, а они сели в лужу. С плеском.

– Суд можно перенести, – быстро предложил Иноходец. – Послы должны понять.

– Что понять? – не выдержал Альдо. – Что мы за свои слова не отвечаем?! И ведь как исхитрился! Обвинение до последнего держали в тайне, а он с другой стороны зашел.

– Как же так? – Робер оперся рукой о стол и поморщился от боли. – Ведь защите нужно подготовиться.

– В Гальтаре обвинение оглашалось в день суда, – уныло пояснил Кракл, – обвиняемый знал свою вину.

– Выйдите, Кракл, – лицо Альдо брезгливо сморщилось, – и вы, Феншо, тоже. Робер, адвокатов в дела эориев впутала мать Лорио Второго. Ричард, ты прочел?

– Да, – Дикон махнул письмом. – Я должен давать показания?

– Ты никому ничего не должен, – рыкнул сюзерен, – и меньше всего этому бумагомараке, но, да будет вам известно, он завалил своей писаниной Посольскую палату.

– Перенеси процесс. – Письмо адвоката – последний рубеж, за него надо драться. – Я могу переговорить с этим мэтром…

– Чтобы он тебя вконец запутал? – огрызнулся Альдо. – Если ты разогнал дюжину разбойников, не думай, что управишься с одним крючкотвором. Закатные твари, я не могу отказаться от суда эориев, не могу! В Талигойе должны понять: эории не чета остальным. Что бы они ни натворили, судить их могут лишь равные.

– Можно сказать, что открылись новые обстоятельства, – нужно тянуть время, изо всех сил тянуть, – мы ведь не должны ни перед кем отчитываться. В конце концов, месяц ничего не изменит.

5

Иноходец может так говорить, он не знает об исповеди. Что сделал бы Робер, открой он шкатулку? Бросил бумаги в огонь, чтобы скрыть позор Шарля, или показал Альдо?

– Повелитель Волн герцог Придд, – возвестил гимнет-теньент. Этого еще не хватало!

– Пусть войдет. – Радости на лице сюзерена не было. – Робер, отложить процесс нельзя, и хватит об этом. Валентин, вы знаете о выходке адвоката?

– Да, я только что получил прошение. – Спрут был верен себе – траурный серый бархат и фамильный меч, примиривший сюзерена с отсутствием лиловой мантии. Ледяная тварь умела говорить «нет», впрочем, сегодня траур Придда был к месту, напоминая о погибших Людях Чести, а значит, о преступлениях Алвы.

– И что вы об этом думаете?

– От Инголса следовало ждать чего-либо подобного, – равнодушно сообщил Валентин. – Признаться, я был удивлен, узнав о его назначении, но Кракл объяснил, что у обвиняемого должен быть шанс. Что ж, мэтр свою репутацию оправдал.

– Вы знаете Инголса? – Эпинэ повернулся, в темных волосах мелькнула седая прядь. – Откуда?

– Мой покойный отец длительное время был супремом. – Вежливость Спрута сама по себе была оскорблением. – От него я узнал, что Инголс берет самые безнадежные дела и самую высокую плату. Два года назад по настоянию отца у мэтра отобрали мантию, однако тот с помощью Манриков ее вернул. Нашей семье ссора обошлась очень дорого.

– Почему вы молчали? – Альдо еще больше помрачнел. – Мы должны были это знать.

– Я признал свою неправоту в отношении прокурора, – чуть пожал серыми плечами Спрут, – и