Сафеде, Тиверии и Хевроне[62] жившие на счет «халу­ки» богомольцы воспитывали своих детей в архаических хедерах и иешивах и поднимали вопли о гибели веры, когда просвещен­ные филантропы из западных стран открывали для этих детей шко­лы современного типа. Даже популярный филантроп Моисей Мон­тефиоре, который часто посещал Палестину и хотел упорядочить там школьное дело, не устоял против воинствующей ортодоксии. В 1856 г. прибыл в Иерусалим секретарь венской общины, известный поэт Людвиг Август Франкль и открыл здесь сиротский приют со шко­лою имени барона Лемеля из Вены; около того же времени вышеупо­мянутый Альберт Кон открыл в Иерусалиме на средства парижских Ротшильдов ремесленную школу; еще одно общеобразовательное училище было основано германскими евреями. Все эти учебные за­ведения находились под заклятием, «херемом», и в них обучались только немногие дети сефардов, менее фанатичных, чем ашкеназы. Рассказывают, что перед окнами дома, где жил опекун «немецкой» школы, иерусалимские фанатики каждую ночь ставили носилки для мертвецов, пока он не обязался не принимать в свою школу ашке­назских детей. Когда великий историк Грец во время своего путеше­ствия по Палестине (1872) посетил иерусалимскую синагогу, один фанатик из Венгрии взошел на амвон и провозгласил над гостем фор­мулу «херема». При таких условиях в Палестине не могли найти от­клик и призывы из Европы к возрождению Сиона путем земледель­ческой колонизации (выше, § 38). Когда представитель «Альянса» Карл Петтер основал ферму с агрономической школой «Микве Из­раиль» близ Яффы (1870) с целью подготовить пионеров колониза­ции, среди местных евреев почти не нашлось учащихся для этой шко­лы и пришлось приглашать молодых людей из Галиции. В такой зат­хлой атмосфере не могла развиваться и новая литература «гаскалы». Единственный иерусалимский писатель, решившийся напечатать со­чинение не по раввинско-хасидскому шаблону, был Яков Сапир, описавший свое шестилетнее путешествие (1858—1864) по Египту, Аравии и Индии в двухтомной книге «Эвен Сапир» (1866,1874). При всей наивности изложения и малой осведомленности автора по час­ти истории и географии описание посещенных им экзотических стран представляло большой интерес для читателя того времени, который ничего не знал о жизни осколков еврейства, заброшенных в эти дале­кие страны[63].

Деятельность «Альянс Израэлит» внесла некоторые лучи света в темные углы азиатско-африканской диаспоры, куда этот союз спешил на помощь гонимым еврейским общинам. В 1861 г. парижский ориенталист Иосиф Галеви, посланный «Альянсом» в Марокко для исследования положения тамошних евреев, привез оттуда потрясающие сведения. Он видел там людей порабощенных и марокканским султаном и феодалами, выходивших из своих гетто («mellah») на принудительные работы без обуви и с тряпкой на голове, так как по обитаемым мусульманами улицам «неверным» нельзя было ступать обутыми ногами и накрывать голову шапкой. Все формы унижения евреев сохранились от былых времен в этих гнездах мусульманского фанатизма, но периодически к унижениям присоединялись дикие насилия со стороны пашей, реквизиции и массовые изгнания. В один из таких моментов посетил Марокко Моисей Монтефиоре (1864) и обратил внимание английского резидента на бедствия евреев. Вскоре весь дипломатический корпус в Марокко сделал представление султану о необходимости устранения произвола по отношению к евреям, «если его величество хочет сохранить добрые отношения о христианскими народами». Султан дал в одном случае удовлетворение пострадавшим, но затем режим насилия и произвола продолжался. Жизнь евреев во внутренних городах Марокко (Тетуан, Мекинес и др.) была сплошной мукой, и только в приморских городах вроде Танжера, где находились иностранные консулы, гонимые могли находить защиту. Благодаря бдительности парижского «Альянса» и позже лондонского «Anglo-Jewish Association» злодейства марокканских властей вызывали протесты со стороны дипломатов, и несчастные жертвы деспотизма могли хоть утешаться мыс­лью, что их европейские братья следят за их судьбою и в минуты катастроф протянут им руку помощи.

В другом царстве мусульманского фанатизма, в Персии, преследуемые евреи уже научились сами посылать жалобы на жестоких гонителей своим братьям на Западе. В 1865 г. в общем собрании членов «Альянса» в Париже читалось письмо из Тегерана, которое начиналось следующими словами: «Позвольте нам излить перед вами наше горе. Вы ведь не допустите, чтобы ваши братья погибали в ужасных бедствиях, как жертвы непрерывных преследований. Мы стали посмешищем в глазах наших врагов, которые считают нас беззащитными и делают с нами, что хотят. Не проходит дня без нового бедствия. Наша жизнь, наше достояние, все нам дорогое находится в руках наших врагов и оскорбителей». Дальше шло описание беззакония властей и разнузданности масс: между прочим сообщалось, что убивший еврея мусульманин привлекается к суду только в том случае, если свидетелем убийства был другой мусульманин, да и тогда убийца карается только денежным штрафом. По ходатайству «Альянса» делались запросы в английском парламенте о персидских насилиях, затем в Тегеране делались дипломатические представления и от шаха получались обещания устранить зло. В отдельных случаях эти обещания исполнялись, по общее положение здесь, как и в Марокко, оставалось неизменным. Единственная перемена заключалась в некотором подъеме духа гонимых, в приобретенном ими новом праве кричать и быть услышанными в Европе.

§ 55. Еврейские эмигранты в Северной Америке

Против полюса застоя в древних гнездах восточного еврейства стоял полюс движения в растущей новой диаспоре крайнего Запада, в Соединенных Штатах Северной Америки. Выросший там еще в предыдущую эпоху пласт немецко-еврейской иммиграции (выше, § 32) сгустился и культурно оформился между 1848 и 1880 годами. Короткие промежутки реакции после революции 48 года в Германии, Австрии и Венгрии загнали в Америку многих евреев, разочаровавшихся в осуществлении эмансипации на родине; с другой стороны, за океан манила предприимчивых людей открывшаяся тогда золотоносная Калифорния, обогатившая сотни тысяч людей всех наций. С конца 60-х годов, когда закон о равноправии вошел окончательно в конституции Германии и Австро-Венгрии, эмиграция из этих стран несколько уменьшилась, но зато усилилось переселенческое движение из России. Из русской Польши, где суровая воинская повинность была введена в 1845 году, эмигрировали молодые люди, не желавшие отдавать 25 лет жизни службе в русской армии, а после польского восстания 1863 года покидали родину и политические эмигранты, и пострадавшие от последовавшего экономического кризиса. К концу 60-х годов сразу хлынула масса еврейских переселенцев из Литвы, разоренной рядом неурожайных лет; особенно бедственный 1869 год загнал в Америку тысячи переселенцев, которым оказал помощь для проезда за океан парижский «Альянс» (в деле организации переселения много поработал тогда раввин И. Рюльф из Мемеля). Хроническая нужда в Галиции и погромы в Румынии гнали в Америку новые толпы эмигрантов. Таким образом, над главным пластом немецко-еврейской иммиграции стал нарастать пласт пришельцев из Восточной Европы. К 1880 году американское еврейство доросло до четверти миллиона.