материях. Внезапно он понял, что Рауль уже не отвечает, и увидел, что слуга уснул на кушетке. В то же время на него самого, несмотря на всю его решимость, несмотря на зловещие страхи и дурные предчувствия, которые его не оставляли, начала наваливаться непреодолимая сонливость. Сквозь растущее отупение Жерар различал шорохи, будто в коридорах замка шелестели призрачные крылья; слышал отзвуки зловещих голосов, словно фамильяры спешили на зов колдунов; ему казалось, что даже в гробницах, башнях и удаленных покоях раздается топот ног злобных созданий, спешащих по своим тайным делам. Однако дремота окутывала его, словно черная сеть, безжалостно смыкаясь над его воспаленным воображением, унося тревоги и возбуждение.

Когда спустя долгое время Жерар проснулся, свечи догорели; печальный сумрачный день заглядывал в окно. Трубадур по-прежнему сжимал в руке посох и, хотя все еще чувствовал отупение после навалившейся странной дремоты, кажется, был невредим. Однако, выглянув из-за занавески, Жерар увидел, что смертельно бледный Рауль безжизненно поник на кушетке, словно жить ему оставалось недолго.

Жерар пересек комнату и склонился над слугой. На шее Рауля виднелась алая ранка, пульс был медленным и слабым, как будто слуга потерял большое количество крови. Он словно зачах и увял на глазах, а над кушеткой еще ощущалось пряное благоухание, которое за ужином источала хозяйка замка Агата.

Наконец Жерару удалось разбудить Рауля, но тот был слаб и вял. Он ничего не помнил о событиях минувшей ночи, и жалко было смотреть на слугу, когда он осознал, что с ним сделали, и пришел в ужас.

– Вы следующий, мессир! – воскликнул Рауль. – Эти вурдалаки будут держать нас тут своими нечестивыми чарами, пока не высосут досуха всю кровь до последней капли. Их заклинания имеют силу мандрагоры и сонных катайских зелий, и нет на свете человека, который сумел бы им противостоять.

Жерар толкнул дверь, и, к его удивлению, она оказалась не заперта. Вероятно, насытившись, жена хозяина утратила осторожность. В замке было очень тихо, и Жерару почудилось, что дух зла пребывает в покое; призрачные крылья, несущие зло и пагубу, ноги, что спешили по своим тайным злодейским делам, колдуны, призывающие фамильяров, и сами фамильяры на время погрузились в дрему.

Жерар вышел, на цыпочках пересек коридор и постучался в дверь комнаты, где ночевала Флоретта со служанкой. Полностью одетая Флоретта немедля ответила на его зов, и трубадур молча заключил ее в объятия, с нежной заботой всматриваясь в бледное личико. Через ее плечо Жерар заметил Анжелику, которая вяло сидела на кушетке; на шее красовалась такая же отметина, как у Рауля. Даже не выслушав Флоретту, трубадур понял, что события, которые случились с молодой госпожой и ее служанкой прошедшей ночью, ничем не отличались от их с Раулем ночных приключений.

Пока он утешал Флоретту, его мысли обратились к весьма занятному вопросу. Замок спал; вероятнее всего, сеньор дю Маленбуа с супругой также пребывали в блаженном забытьи после ночного пира, которым, несомненно, насладились вдоволь. Жерар рисовал себе картину их сна, размышляя о том, какие преимущества можно извлечь из их забытья.

– Не унывай, моя милая, – сказал он Флоретте. – Сдается мне, что вскоре мы вырвемся из этих отвратительных колдовских сетей. Однако мне придется на время оставить тебя, чтобы переговорить с Раулем, – я рассчитываю на его помощь.

Он вернулся в свою комнату. Слуга, сидя на кушетке, крестился дрожащей рукой и глухим, слабым голосом бормотал молитвы.

– Рауль, – твердо сказал слуге трубадур, – ты должен собраться и последовать за мной. Внутри мрачных стен, что нас окружают, темных старинных коридоров, высоких башен и массивных бастионов есть единственное место, которое существует на самом деле, ибо все остальное – иллюзия. Мы должны отыскать это место и поступить так, как надлежит истым и доблестным христианам. Идем, обыщем замок, пока его хозяева не воспряли от своей вурдалачьей летаргии.

Жерар двинулся в путь окольными коридорами с решительностью и быстротой, которые свидетельствовали о продуманности его плана. В уме он нарисовал зубчатые стены и башни, виденные накануне вечером, и преисполнился уверенности, что большой донжон, который был центром и краеугольным камнем замка, и есть то место, которое он ищет. С заостренным посохом в руке, с обескровленным Раулем, который плелся за ним по пятам, Жерар преодолел множество тайных комнат и окон, слепо глядевших на внутренний двор, пока не добрался до нижнего этажа донжона.

То была большая пустая комната, сложенная целиком из камня. Свет проникал в нее только через бойницы, вырубленные для лучников в стенах. В комнате висел полумрак, но Жерар сумел разглядеть мерцающие очертания необычного предмета, который возвышался посреди комнаты. Там стояла гробница из мрамора; приблизившись, он увидел, что гробница изрядно потрепана непогодой и покрыта серо-желтыми лишайниками, которые растут только при солнечном свете. Чтобы приподнять массивную плиту вдвое шире обычной, требовались усилия двух человек.

Рауль с глупым видом уставился на гробницу.

– А теперь что, мессир? – спросил он.

– Ты и я, Рауль, вторгнемся в спальню наших хозяев.

Следуя указаниям Жерара, Рауль взялся за один край плиты, а трубадур ухватился за другой. Применив титанические усилия, напрягая все мышцы и кости, они попытались пошевелить плиту, но она едва сдвинулась. В конце концов, навалившись вдвоем на один край, они сумели ее наклонить, и плита рухнула на пол с ужасающим грохотом. Внутри в открытых гробах лежали и спали сном младенцев сеньор Юг дю Маленбуа и его жена Агата; безмятежная злоба и притихшая свирепость застыли на их лицах, а губы от недавно выпитой крови были еще ярче, чем прежде.

Не помедлив ни секунды, Жерар вонзил острый конец посоха в грудь сеньора дю Маленбуа, и тело рассыпалось, словно было вылеплено из пепла и раскрашено, чтобы придать ему сходство с человеком; слабый запах древнего тления коснулся ноздрей Жерара. Затем трубадур тем же посохом пронзил грудь Агаты. И одновременно с хозяйкой замка и стены, и пол донжона рассеялись, точно зловещий пар, расползлись в стороны с беззвучным грохотом. Испытывая неописуемое головокружение, Жерар и Рауль смятенно наблюдали, как целый замок исчез, словно башни и укрепления унесла буря давно минувших дней; затхлое озеро и его гнилостные берега больше не тревожили их взора. Они стояли посреди леса в лучах послеполуденного солнца, а от замка осталась только заросшая лишайником распахнутая гробница. Флоретта со служанкой стояли на некотором отдалении, и Жерар бросился к дочке торговца и заключил ее в объятия. Флоретта изумленно оглядывалась, словно выбралась из лабиринта дурного сна и очень рада, что все обошлось.

– Я думаю, моя милая, – сказал Жерар, – что наше