без сопротивления горожан и практически без оппозиции. Первым делом они озаботились о деньгах. Сокровищница Нотр-Дам была разграблена, а монеты и слитки серебра были реквизированы в казну муниципалитета. Этим занимался Гийом Марсель, меняла, состоявший в дальнем родстве с купеческим прево. Парижский монетный двор был взят под контроль, и была выпущена новая муниципальная монета. Сначала содержание драгоценного металла в ней было таким же, как и в королевской чеканке. Но по мере того, как драгоценный металл становился все более дефицитным, а потребности муниципалитета все более насущными, происходила частая и сильная девальвация. Вокруг города шла подготовка к осаде. На стенах возвели деревянные боевые галереи и поставили людей, которые охраняли их днем и ночью. Снаружи были расчищены и углублены рвы. На восточной стороне города, в предместье Сент-Антуан (современный квартал Бастилии), была построена целая новая стена. С южной стороны трое из шести ворот были закрыты, а перед ними выкопаны рвы и насыпаны валы. Проходы, пробитые в стенах за многие годы, были перекрыты. Много зданий было снесено возле ворот Сен-Жак,  Сен-Жермен и Лувра. В распоряжении Марселя было много рабочей силы. Но ощущалась явная нехватка опытных солдат и оружия, которую так и не удалось преодолеть. Купеческий прево пытался купить оружие и нанять наемников в Авиньоне, который в то время был одним из центров средиземноморской торговли оружием. Но контакты с внешним миром становились все более затруднительными. Агенты Марселя были арестованы на дороге офицерами графа Пуатье[534].

На улицах уже появились первые признаки массового фанатизма, принесшего в город атмосферу 1792 и 1870 годов. Повсюду можно было увидеть красные и синие шапероны, а стихийные собрания горожан заполняли рынки и общественные места. Возникли лиги и братства, которые организовывали шествия и обязывали своих членов великой клятвой защищать город от врагов. Против немногих дворян, оставшихся в стенах города, была развернута согласованная кампания преследования, предполагалось, что они находятся в союзе со своими собратьями по сословию снаружи. Многие из них были арестованы, некоторые избиты, а несколько человек убиты. В мае мэтр-хранитель Большого моста Парижа Жан Перре и плотник королевского двора Анри Метре были арестованы по обвинению в сговоре с агентами Дофина с целью впустить его войска в город. Они были обезглавлены перед огромной толпой на Гревской площади. У тех, кому удалось бежать из города, конфисковали имущество. У некоторых из них снесли дома. Агенты муниципалитета ворвались в дом секретаря Дофина после его отъезда, чтобы забрать его мебель, изуродовав королевский герб на стене и издеваясь над слугами. Когда выяснилось, что Жан де Шамбли присоединился к армии Дофина в Мо, к его парижскому банкиру пришел Гийом Марсель с двенадцатью вооруженными людьми. Они просмотрели его депозитные книги и изъяли у него 1.100 экю, которые, как выяснилось, он хранил для Шамбли. Купеческий прево был "всемогущ", заявили родственники банкира, когда кризис закончился и Жан захотел вернуть свои деньги. Никто не осмеливался оказывать ему сопротивление[535].

В большинстве крупных провинциальных городов севера были ярые приверженцы парижского восстания, такие как мэр города Мо, который заявил офицерам Дофина в лицо, что он не сдал бы город им, будь у него такая возможность. Его мнение разделяли и в речных портах Иль-де-Франс, которые были связаны с Парижем давними традициями и экономическими интересами. В большинстве других мест вопрос был решен только после ожесточенных разногласий между горожанами и нескольких инцидентов с применением насилия. Офицеры короля, не имея ни денег, ни войск, были бессильными зрителями этого процесса. Когда в конце апреля 1358 года Дофин совершил краткую поездку по Пикардии, в Амьене было достаточно людей, которые охотно признали бы его власть. Возможно, они даже составляли большинство. Но мэр, поддерживаемый самозваным капитаном города, и большая часть магистрата были за Карла Наваррского. Именно эти люди приветствовали Карла после его освобождения из тюрьмы и предоставили ему убежище в своем городе. Они неоднократно призывали горожан к оружию, организовывали военные учения и создавали атмосферу неуверенности и страха, в которой мало кто хотел оспаривать их решения. Когда Дофин и его эскорт были в Корбее, в десяти милях от города, капитан созвал жителей на рыночную площадь и сказал им, что люди Дофина изнасилуют их жен и дочерей и превратят их дома в пепел. Не все были убеждены. Королевский сержант попытался собрать в толпе сторонников Дофина. Он призвал горожан разделиться: французы на одной стороне площади, а наваррцы — на другой. И тогда все увидят, кто из них сильнее. Но он был сбит с ног одним из главарей толпы и чуть не задушен другим, пока его, ошеломленного и истекающего кровью изо рта, не отбили его сторонники. В результате толпа приняла решение бросить вызов Дофину и не пускать его в город, если он не будет готов приехать практически без сопровождения. В последующие недели на улицах Амьена появились красные и синие шапероны Парижа. Демагоги на перекрестках и рынках осыпали Дофина оскорблениями, называя его "подлецом", "дерьмом" и "сыном шлюхи". Большинство крупных городов севера пошли по пути Амьена и перешли под контроль сторонников парижан и короля Наварры. В Лаоне, где не было муниципальных учреждений, переворот организовала разношерстная группа священнослужителей и юристов. Их лидером был человек, представлявший город в Генеральных Штатах в октябре 1356 года и входивший в Совет восьмидесяти. Схема была примерно такой же, как и в Амьене: демонстрации и массовые собрания, выступления против Дофина и дворянства, красные и синие шапероны[536]. К середине лета Этьен Марсель заключил союзы с Руаном, Бове, Амьеном, Нуайоном, Суассоном, Лаоном, Реймсом и Шалон-сюр-Марн, все лидеры которых поклялись защищать "святые постановления Генеральных Штатов". Агенты и сподвижники Марселя утверждали, что имеют власть не менее чем в шестидесяти городах Лангедойля[537].

Амьен и Лаон, конечно, были не единственными местами, где радикальные политики втянули людей в в восстание. Но подавляющее большинство, вероятно, было привлечено к нему страхом. Захват рутьерами плацдармов вокруг их стен стал катастрофой для северных городов, лишив их продовольствия, задушив их рынки и опустошив пригородные сады и поместья их жителей. Классовая ненависть, которая начала проявляться в Париже и в таких городах, как Амьен и Лаон, вызвала сочувствие в тех местах, которые страдали от разгула военного бандитизма. Дворяне подвели Францию при Пуатье и отдали ее на разграбление мародерам. Дворяне заполняли ряды отрядов рутьеров. Дворяне владели личными замками, которые усеивали ландшафт вокруг городов, превратив их в центры организованного грабежа или не сумев помешать таким, как Джеймс Пайп. Даже сейчас дворяне стекались под знамена Дофина, чтобы вести гражданскую войну против парижских патриотов, в то время как англичане и наваррцы захватывали остальную часть Иль-де-Франс.

Руан был особенно показательным случаем. Его мэр, возможно, обедал с королем Наварры во время драматического визита Карла в город в январе, но он не был наваррским