Шрифт:
Закладка:
Из Монтеро и Мо Дофин мог блокировать весь поток продовольствия, поступавших в город из Шампани и Бургундии. Эти регионы до сих пор почти не были задеты войной: pays de paix et sans guerre (страна мира не видевшая войны), как выразился Этьен Марсель в письме с протестом, которое он направил Дофину. Хотя Джеймс Пайп и его банда номинально были союзниками короля Наварры, их действия прекрасно дополняли тактику Дофина, отрезая Париж от поставок продовольствия с юга и запада так же, как это делал Дофин с востока. Гарнизон Пайпа в Эперноне расширил зону своего влияния на восток до леса Фонтенбло, и почти до самого Монтеро. Более мелкие английские и наваррские банды последовали его примеру. 19 апреля 1358 года они разграбили обнесенный стеной город Шато-Ландо и переправились через реку Луэн, не дойдя несколько миль от Санса и собрав 50.000 мутондоров в качестве выкупа. Через несколько дней после нападения на Шато-Ландо был проведен еще один, еще более разрушительный рейд в Гатине. Город Немур был превращен в пепел. Дорога на Орлеан и Луару была перерезана в нескольких местах. Окрестности были разорены, хотя большая часть этих земель принадлежала Бланке Наваррской, а главными жертвами стали парижские союзники Карла Наваррского. К концу апреля 1358 года Париж был почти окружен. Единственным направлением, откуда еще свободно поступало продовольствие, был север. На какое-то время в долине Уазы и на великом северном пути во Фландрию воцарился мир. Но это был хрупкий мир. Во второй половине апреля Дофин проехал через Бовези и Пикардию, укрепляя свою поддержку среди знати этого региона. Владельцам всех обороноспособных замков было приказано оборудовать и оснастить их для войны. Их призывали остановить все поставки продовольствия в Париж[530].
В городе действия Дофина были расценены как объявление войны. Когда пришло известие о захвате Мо и Монтеро, Этьен Марсель немедленно занял Лувр, изгнав гарнизон Дофина и заменив его своими людьми. Артиллерийский парк Дофина, который грузили на баржи, направлявшиеся в Мо, был захвачен и перевезен на Гревскую площадь. Марсель сделал все возможное, чтобы успокоить Дофина, но этого было мало, и он направил письмо с протестом молодому принцу, защищая свои действия таким высокомерным и неумелым языком, что документ был отвергнут как неслыханная дерзость: "грубый, уродливый и нелюбезный"[531]. Марсель умолял короля Наваррского предстать перед Дофином и ходатайствовать за город. Карл Наваррский вряд ли был для Дофина приемлемым послом и не мог предложить никаких уступок. Но встреча все же состоялась в начале мая на открытой местности к югу от Клермон-ан-Бовези, где ни один из принцев не мог устроить засаду на другого. Дофин прибыл с большим количеством вооруженной свиты. Короля Наварры также сопровождала огромный отряд, в котором находились выдающиеся английские и наваррские капитаны. Должно быть, это была очень прохладная встреча и, конечно, совсем непродуктивная. Дофин заявил, что он не испытывает ничего, кроме любви к Парижу, и он прекрасно знает, что там есть много хороших людей. Но есть и такие, которые относились к нему с презрением, убили в его присутствии его офицеров и захватили его артиллерию. Он не собирался возвращаться в город, пока эти вопросы не будут улажены. Встреча принцев продолжалась второй день, но Дофин был непреклонен. 4 мая 1358 года Карл Наваррский вернулся в Париж, где его встретили как героя, но ему нечем было порадовать парижан[532].
Силы Дофина росли день ото дня. Он уже получил щедрую налоговую субсидию от Штатов Шампани, которые собрались в Вертю, как и обещали, в конце апреля. В день возвращения Карла Наваррского в Париж Дофин прибыл в Компьень, чтобы председательствовать на Генеральных Штатах Лангедойля. Но делегатов собралось мало. Отчасти это было связано с внезапным изменением места проведения собрания, а отчасти с решением некоторых врагов Дофина бойкотировать его. Парижане, похоже, не были представлены, то же самое, вероятно, можно сказать и об их союзниках из северных городов. Но дворяне и сторонники Дофина были там в полном составе. Среди них было много друзей убитых маршалов и других жертв Этьена Марселя, а также людей, которых события в Париже, не затронув лично, глубоко потрясли. Делегаты не были полностью смиренны перед Дофином, они не оставили дело административной реформы, столь дорогой предыдущим Генеральным Штатам. Они приняли измененный и значительно сокращенный вариант ордонансов о реформе, принятых в марте 1357 и феврале 1358 года. Они также отказывались иметь дело с уволенными министрами, такими как Симон Бюси, который сразу же исчез из окружения Дофина. Тем не менее, они верно отражали общественное мнение в провинциях и безоговорочно поддержали Дофина против столицы. Делегаты заменили всех комиссаров, назначенных их предшественниками для сбора налогов, которые были близкими соратниками Этьена Марселя и ввели новый налог, чтобы финансировать двор Дофина и его армию. В отличие от парижских Генеральных Штатов последних восемнадцати месяцев, они предприняли некоторую попытку решить проблему плененного короля. Хотя выкуп за него не был предусмотрен, была выделена значительная сумма на расходы его двора. Дофин напрямую обратился к делегатам с просьбой помочь ему в борьбе с Этьеном Марселем и убийцами маршалов. Они "единым сердцем и разумом" призывали его взять Париж силой и предать виновных смерти. Роберт Ле Кок, присутствовавший среди делегатов от церкви, подвергся оскорблениям и угрозам со стороны членов свиты Дофина. Его обвиняли в зле и предательстве и требовали исключить его из Совета Дофина. Еще до окончания заседания Роберт в страхе за свою жизнь бежал обратно в Париж[533].
Решения Генеральных Штатов в Компьене вызвали большое уныние в Париже, когда о них стало известно. Руководители города предприняли последнюю попытку примирения с Дофином перед началом боевых действий. Делегация магистров Парижского Университета явилась к нему, чтобы просить о мире. Но Дофин сказал им, что он хочет, чтобы главари мятежа 22 февраля были доставлены к нему. Он пообещал, что они не будут казнены, но это было все. Парижане проигнорировали это требование. Их город уже превращался в автономную республику. Сжимающийся круг пожаров за стенами и всеобщий страх перед осадой и разграблением породили короткое, но сильное чувство солидарность среди жителей. Этьен Марсель и его последователи смогли взять на себя диктаторские полномочия
