– Я ведь уже говорил тебе, Грейс, – говорит он, большими пальцами вытирая мои слезы. – Никогда не извиняйся передо мной за то, что ты хочешь спасти свой народ.

Я мотаю головой, отчаянно желая объяснить, что это не то же самое. Я не отдаю предпочтение моему народу перед моей парой – я бы никогда этого не сделала. Но эти скелеты и так уже мертвы, так что это ничем не отличается от уничтожения стадиона.

Но я так и не говорю этого, потому что Хадсон вытягивает руку, закрывает глаза, и я понимаю, что он сосредотачивается на том, чтобы отделить костяных тварей от всего остального, и я не хочу его отвлекать.

Его рука начинает дрожать, но он не опускает ее, мысленно находя каждый скелет. А затем, когда кто-то кричит, что до верха стены добралась еще одна из этих тварей, Хадсон сжимает кулак.

И все скелеты тут же рассыпаются в пыль.

Армия горгулий перестает кричать и пускать стрелы, стук костей и щелканье тоже стихают. Слышится только дыхание ветра, уносящего прах армии скелетов в море.

Я бросаюсь к Мойре – скелет больше не кусает ее запястье, и я надеюсь, что раз мы убили эту тварь, то сможем ее спасти. Но две другие горгульи добегают до нее первыми и сразу же начинают направлять на ее руку магию земли, чтобы остановить распространение заразы.

– Она поправится? – спрашиваю я, и мой голос дрожит.

– Думаю, да, – отвечает одна из горгулий. – Хотя я не представляю как.

Рядом со мной приземляется Честейн, тут же складывает крылья и превращается из горгульи в человека.

– Что вы сделали? – спрашивает он.

Я поворачиваюсь к Хадсону, хочу жестом подозвать его, чтобы Честейн мог как следует его отблагодарить, но от того, что я вижу, у меня замирает сердце.

Моя пара, моя гордая, сильная пара лежит на камнях крепостной стены, обхватив колени руками, по его лицу ручьями текут слезы, и он повторяет:

– Это были горгульи. Это были горгульи. Это были горгульи.

Глава 82. Не твой мальчик на побегушках

Хадсон сейчас наверху, он спит.

А я хочу получить ответы.

У меня ушло более часа на то, чтобы успокоить его настолько, чтобы он заснул. Он продолжал твердить, что эти скелеты были горгульями, что явно не имеет смысла. Последнее, что он мне сказал до того, как наконец смежить веки, было, что они вернутся.

Как это может быть? В этом еще меньше смысла, ведь он сокрушил их в пыль – я видела это собственными глазами. Но если Хадсон так сказал, это, скорее всего, правда.

Поэтому я попросила Мэйси и Иден остаться с ним, пока я буду искать Честейна. Через десять минут поисков я нахожу его в библиотеке, где он стоит, глядя в примитивные витражные окна.

– Мне нужны ответы, – резко бросаю я, уперев руки в бока.

Честейн медленно поворачивается ко мне, и вид у него такой, что я невольно отступаю назад.

Он в бешенстве.

– Это вам нужны ответы? – презрительно цедит он. – Сегодня я потерял двоих из моих лучших воинов, а оказывается, твоя пара могла сразу все это прекратить.

У меня сжимается сердце. Двоих? Должно быть, они находились на другой стороне того участка стены, где шел бой.

Но это не извиняет его.

– Не смей винить Хадсона за то, что он понятия не имел, что сегодня на замок нападет эта армия скелетов! Что это были за твари? – спрашиваю я. Честейн не имеет права изображать из себя оскорбленную добродетель, ведь он вообще не потрудился подготовить нас к тому, что может произойти.

– Наш двор заморожен во времени, Грейс. – Он машет рукой. – Для нас времени не существует. Мы не стареем… и не умираем.

Его слова звучат как выстрел.

– Значит, это и правда были горгульи, как и сказал Хадсон, – шепчу я. О боже. Что я попросила его сделать?

– Да, – говорит он, и его плечи опускаются. – Первый человек, который умер при нашем дворе, погиб в результате несчастного случая во время тренировки. Мы похоронили его, попрощались с ним и подумали, что на этом все закончится. Но несколько дней спустя нас атаковал первый скелет.

Его взгляд становится затравленным.

– Мы не знали тогда, что это за существо, но, чтобы победить его, нам понадобился целый батальон. В ту ночь мы потеряли троих хороших воинов. – Он вздыхает. – А на следующую ночь тот первый скелет вернулся – и с ним еще три.

Он трет рукой глаза.

– И с тех пор они возвращаются. Каждую ночь. И каждую ночь их численность увеличивается за счет наших братьев и сестер, павших в предыдущем бою.

Я всхлипываю и шепчу:

– Но почему? Почему они продолжают возвращаться?

Честейн поворачивается, встречается со мной взглядом, и в его глазах отражается отчаяние.

– Потому что это их дом, Грейс. Они пытаются вернуться домой.

Вспомнив, сколько скелетов громоздилось друг на друга, чтобы взобраться на семидесятипятифутовую стену, я ахаю.

– И сколько всего воинов вы потеряли?

– Более трех тысяч, – отвечает он, судорожно вздохнув. – И поскольку они не могут умереть, скольких бы мы ни уничтожили за ночь, они возрождаются и следующей ночью атакуют опять. Последние несколько лет мы теряем все больше и больше воинов, теперь численность армии скелетов намного превышает нашу, и я уже начал думать, что все мы обречены на такую судьбу.

– О боже, такое я даже представить себе не могу, – говорю я, вытирая слезы, наполнившие мои глаза.

– Все будет хорошо, Грейс, – говорит он, и уголки его губ приподнимаются в улыбке. – Теперь, когда вы здесь, все будет хорошо.

Мне ужасно хочется поверить, что он действительно говорит обо мне и, возможно, даже принимает меня в качестве своей королевы. Но это не так. Я знаю, о ком он думает, кто, по его мнению, может их спасти.

– Он не может. – Я качаю головой. – Он не сможет снова это сделать.

– О чем ты? Ему нужно больше времени, чтобы восстановить силы? Если мы будем избавлены от необходимости сражаться хотя бы несколько ночей в неделю, это даст нам хоть какую-то надежду, хоть какой-то шанс на выживание.

Я хочу дать это Честейну, хочу так, как никогда ничего не хотела. Но я не могу этого сделать. Я точно не знаю, почему Хадсон никогда не объяснял мне, как работает его дар, но теперь я понимаю, что суть этого дара намного сложнее, чем мы думали. И расплата за этот дар куда выше, чем следует платить