Это были, видимо, основные причины, почему Мураховский вынужден был уйти на пенсию в августе 1989 года, не проработав на своем посту и четырех лет[1214]. Госагропром, созданный

ради «коренного реформирования управления агропромышленным комплексом, искоренения административно-командных методов руководства, вмешательства сверху в хозяйственную деятельность»,

был сразу после этого распущен и превращен в Продовольственную комиссию[1215].

Разрушение централизованной системы поставок

Горбачевские реформы в аграрном комплексе первым делом привели к разрушению системы централизованных поставок продовольствия в крупные города и индустриальные агломерации, которые окружающая их зона сельскохозяйственной деятельности (область или даже соседние аграрные области) заведомо не могла прокормить. Как говорилось выше, Москва, Ленинград и другие города с «московским» (особой категории) снабжением[1216], а также армия получали продовольствие из общесоюзного фонда (ОСФ на сленге специалистов), а другие крупные города были на постоянной основе закреплены за аграрными регионами[1217]. Так, Краснодарский край кормил Свердловск и Свердловскую область.

Бывший председатель Краснодарского крайисполкома (1973–1981), потом первый секретарь крайкома партии (1983–1985), а в перестройку секретарь ЦК КПСС по кадрам (1986–1990) Георгий Разумовский в интервью вспоминал:

Попробовал бы я с Кубани не отгрузить вовремя Ельцину в Свердловскую область мясо и прочие вещи. Строже бы спросили, чем за отгрузку Москве и Ленинграду. Потому что здесь резервы были поприличнее всегда — и импорт, и отечественное. Здесь больше резервировалось, и всегда было. А туда в основном с подвоза. Поэтому строго требовали, чтобы в первую очередь туда[1218].

Ставропольский край также отдавал все производимое в союзные и общероссийские фонды.

Наш край в те годы отправлял за свои пределы 75 процентов заготовленного мяса, краснодарцы — 80, ростовчане — 56[1219].

В начале 1970-х Горбачев, согласно свидетельству входившего в его ближайшее окружение главы краевого управления КГБ Эдуарда Нордмана, отлично понимал необходимость централизованных поставок и был готов отстаивать их перед руководителями других регионов и республик. Руководителю Компартии Эстонии (1950–1978) Йоханнесу Кэбину, который в частной беседе заявил, что 90 % производимого в республике мяса и молока должно в ней же и оставаться для сдерживания эстонского национализма, он возразил, что, если в результате недопоставок проснется русский национализм, «всем будет плохо»[1220].

Однако позднее Горбачев изобрел способ удовлетворить и союзный центр, и население края. Он добился создания крупных откормочных комплексов, на которые зерно давали из союзных продовольственных фондов, и этой продукцией закрывал обязательные поставки края в другие регионы. А населению самого края (то есть в первую очередь немногочисленных в Ставрополье крупных городов) предлагалась продукция, выращенная в частных хозяйствах и закупленная системой потребительской кооперации[1221].

Подобная схема могла работать в условиях, когда подавляющее большинство жителей региона были крестьянами, которые производили излишний личный продукт в пользу горожан, тем более в условиях благоприятного для зерноводства, садоводства и животноводства климата Ставрополья. Однако она не работала во множестве других регионов СССР, где процент крестьянства был существенно меньше, а природные условия (а также доступ к ворованному зерну и комбикормам) были хуже. Именно поэтому система снабжения крупных городов и индустриальных территорий в первую очередь держалась на плановом производстве и поставках. Местное производство, в том числе в «подшефных» колхозах и совхозах крупных промышленных предприятий, носило вспомогательный характер. Но Горбачев и Мураховский опирались на свой собственный, ставропольский опыт и, по всей видимости, не были знакомы с ситуацией в других регионах или игнорировали ее.

26 мая 1986 года у секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Виктора Никонова обсуждалось, как будет наполняться ОСФ в новых условиях ослабления контроля государства за деятельностью сельскохозяйственных предприятий. Выяснилось, что никакой новой методики этого просто не существует[1222].

Решение о реализации 30 % продукции по воле сельскохозяйственного предприятия уже срывало подобные поставки на соответствующий процент. Полный контроль за поставками и теневыми операциями Москве не удавалось обеспечить и ранее, даже с помощью правоохранительных органов, однако 30 %-ная доля просто открывала шлюз для желающих торговать своей продукцией в куда больших масштабах — тут уже уследить за процессом распродажи произведенного было невозможно[1223].

Подобный контроль могли бы пытаться осуществлять местные управления Госагропрома, однако они как раз были заинтересованы в том, чтобы в условиях перманентного советского дефицита максимальное количество физического объема продукции оставалось в регионе или продавалось через них потребителям, готовым заплатить большие деньги. Разумеется, требовалось время, пока сельскохозяйственные предприятия осознали открывшиеся перед ними возможности, нашли потребителей, отбились от местных контролеров и убедились в безопасности для себя подобных операций.

В 1986 году хозяйства еще не поняли, как им торговать, и к октябрю из 30 % реализовали только 2–3 % продукции, чему способствовала и позиция местных властей, не желающих покупать эту долю за цену больше «государственной» и не позволяющих вывозить товар из области на продажу. Однако в марте 1987 года уже появились аграрные предприятия, развившие свою торговлю в Москве по «договорным» ценам, но требующие под это списания с них поставок в ОСФ, а уже в июне 1987 года в Сельхозотделе ЦК КПСС в Москве фиксировали на своих совещаниях:

Не знаем, как повысить ответственность. Санкции никто не применяет. Махрово расцветает местничество[1224].

Фактически еще на раннем этапе перестройки, до начала распада системы снабжения, продовольственное обеспечение Москвы уже представляло собой огромную проблему и осуществлялось не в рутинном, а в операциональном (с участием первых лиц) режиме. Терех с удовлетворением вспоминает свои отношения с Борисом Ельциным, занимавшим пост первого секретаря Московского горкома партии:

Дефицит нарастал, и в столице начались перебои с продовольствием. К тому же в Москве была крайне запущенная база, не хватало торговых и складских помещений. Была разработана комплексная программа по выводу столичной торговли из кризиса, рассчитанная на четыре года… Для реализации программы с помощью Ельцина привлекались средства многих крупных промышленных предприятий. Ельцин каждую неделю встречался со мной, звонил. У него на столе ежедневно были сводки: сколько имеется в столице мяса, рыбы, других продуктов, на сколько дней хватит этих запасов. Перед очередным заседанием Политбюро, минут за пятнадцать до начала, мы встречались, чтобы еще раз обсудить все проблемы[1225].

Еще через один-два сезона, то есть к 1988–1989 годам, «срыв поставок» или «недопоставка в ОСФ» стали массовым явлением, прямо влияющим на экономику и общественно-политическую ситуацию в масштабах страны[1226].

Уже в мае 1986 года, вскоре