Шрифт:
Закладка:
За размышлениями он не заметил, как вернулся домой и вновь оказался в своей комнате. Что делать? Чем заняться? Взгляд упал на стоящую в углу гитару. А ведь во все времена девчонки тащились по крутым музыкантам. Значит, если стать одним из них…
Не раздумывая, он схватил гитару и начал раз за разом повторять уже разученные ранее мелодии. Но что-то казалось ему неправильным. Он вроде привычно перебирал струны, но почему-то думал, что ему куда ближе клавиши. Несмотря на это, он продолжил играть. Музыка лилась и лилась, превращаясь в водный поток, который затапливал всё вокруг, подхватывал людей и предметы, унося их далеко отсюда в другие миры и жизни. Он стирал пальцы в кровь, и хоть не чувствовал боли, но продолжал зажимать струны, принося жертву. Когда он закончил, то вдруг увидел, что руки и ноги стали больше, да и сам он заметно вырос. Подошёл к зеркалу — и правда, оттуда на него смотрел взрослый парень, лет двадцати пяти. А как же Лидия?
Он рванул из комнаты, из дома, и побежал по ничуть не изменившимся улицам к ней. Встречные люди останавливались, узнавали его, приветствовали, благодарили, фотографировали, кричали вслед. Но он не обращал на них внимания, его интересовала лишь она, только ради неё он раздирал пальцы об струны.
Он добежал до какого-то здания, распахнул двери, вошёл внутрь и…
…оказался на свадебной церемонии. В платье невесты стояла Лидия, взрослая и красивая, как никогда прежде. А рядом с ней — да кто это вообще, что за пижон в пиджаке держит её за руку? Какой-то задохлик, он же даже не симпатичный и не классный, так почему он?
— Как ты могла?! Почему, Зевана?!
Стоп, как он её назвал? Зевана? Почему Зевана, а не Лидия? Откуда взялось это имя?
Что-то в нём показалось смутно знакомым.
Зевана.
Имя эхом прокатилось по его сознанию. Как он вообще тут оказался? Откуда знал, что свадьба здесь? Почему одиннадцать лет пролетели так быстро? Чем он вообще занимался? Как его зовут, кстати?
— Зевана? — удивилась Лидия. — Кто это?
Но он стоял, сжав кулаки и глядя в пол, пытаясь найти ответы на всё новые вопросы, вспыхивающие в мыслях. Настоящее имя кружилось в разуме, будто быстрая колибри, и у него никак не получалось поймать его. Зато всё остальное стало теперь совершенно ясно.
Это не реальность. Это сон. И нужно проснуться.
Зевана. Зевана! Да, он знает, что такое разбитое сердце, но его чувства связаны не с Лидией, а с этой Зеваной.
Это имя, как спасительная нить, вытягивало его куда-то прочь, наверх, выше и выше, к пробуждению.
Она открыла глаза и тут же получила удар ногой в бок.
— Давай поднимайся! — раздался чей-то бешеный крик, от которого захотелось сжаться и спрятаться. — Вставай, мразь! Не смей терять сознание!
Точно, её в очередной раз избивал отец и от какого-то удара она на несколько секунд вырубилась. Откуда-то со стороны раздавались всхлипы. Кто плачет?
Она повернула голову в сторону источника звука и увидела Амелию, свою младшую сестрёнку-близнеца, которая сложилась в углу в немощный комочек и плакала. Отец никогда не различал, куда бьёт. Доставалось всем, независимо ни от чего. Она еле-еле оттолкнулась от пола на кулаках и, пошатываясь, встала, но, поднявшись на ноги, вдруг увидела, что отец — антропоморфный хряк в майке, трусах и с бутылкой рома в руке. И такой огромный! А нет, стоп… Это просто она сама ещё маленькая. Сестрёнке на вид не дашь больше двенадцати. Получается, ей столько же?
Ситуация казалась привычной, даже в какой-то степени родной. Вот только она думала, что давно выбралась из этого ада, вырвалась, выросла, победила… Неужели всё растворилось вместе со сном?
— Ещё раз вздумаете мне перечить, всыплю как следует, — пригрозил отец. — А теперь марш в комнату и не высовывайтесь оттуда, пока я вам не разрешу.
Отец жадно приложился к бутылке. Несколько капель стекли по его подбородку и намочили края грязной майки. Мама смиренно сидела на диване, сжав колени и сцепив ладони. Они все знали, что произойдёт дальше.
Отец толкнул в спину.
— Давай, пошевеливайся, малявка!
Затем отец схватил за шиворот Амелию, швырнул в сторону комнаты и громко хрюкнул.
— И ты тоже кончай ныть!
Она не чувствовала собственной боли, но боль любимой сестрёнки снести оказалось невозможно.
— Нане! — воскликнула она и тут же удивилась сама себе. Ну какая ещё Нане, кто это вообще? Но вдруг в памяти отчётливо вспыхнуло: Нане, моя сестра, такая же жертва отца, как и я, отца, которого я одолела… Я его одолела! Потому что я сильнее!
Она вновь посмотрела на себя. Теперь ей явно не двенадцать, а как минимум восемнадцать. Тело заметно окрепло, руки украсились мышечным рельефом. Она грозно посмотрела на отца.
— Больше ты ни её, ни меня пальцем не тронешь, — сказала она.
Отец размахнулся кулаком, но от его вида уже не хотелось скукоживаться в ужасе. Всё существо превратилось в единственное желание: защитить мать, защитить сестру. Кулак отца не достиг цели. Слишком он медленный и неповоротливый. Ответный удар произошёл быстро и беспрепятственно, прямо в солнечное сплетение этому чудовищу. Отец согнулся пополам и, судя по всему, еле сдержался от того, чтобы не выблевать обратно весь выпитый ром.
Она возвышалась над поверженным родителем и смотрела на него с презрением. Теперь нужно кастрировать его.
Стоп, что? Откуда такие мысли?
Она так уже делала. Да, но когда? Всё ведь выглядело иначе. Сестра и мать не смотрели на неё во все глаза. Отец ещё не отрастил пузо. Да, ситуация знакомая, похожая, но это лишь имитация, в действительности мизансцена сильно отличалась…
Получается, снова сон? Нане, Нане…