Шрифт:
Закладка:
Когда тот выдохся и свет померк, спал и щит.
– Ты идиот, – повторил Аконит. – У тебя был хороший шанс убить меня, но ты идиот.
Дурман, кажется, из последних сил вскочил, бросаясь на Аконита, но тот легко выбил нож и заломил ему руки. Кора проследила за лезвием, на котором была кровь Эммы.
Тик-так.
Время замедлилось, растянулось смолой и застыло. Точь-в-точь как оно застыло в остекленевших глазах Эммы и Лотти. Для них навсегда. Они не вздохнут больше полной грудью, не засмеются. Они никогда не посмотрят в лица своих близких. Они умерли ни за что. Они ни в чем не были виновны. Они просто были девушками, которые жили собственные жизни, право на которые у них забрал сошедший с ума преступник.
Сколько прошло? Кора не могла сказать точно, она двигалась будто в вязком масле, мало понимая, что она вообще движется. Время вновь потекло своим чередом лишь в тот момент, когда лезвие, вымазанное в крови Эммы, как когда-то и в крови Лотти, вошло в шею Дурмана.
Короткие пальцы крепко сжимали рукоятку. Только глядя в изумленно распахнутые глаза Дурмана, Кора поняла, что это была она – она вонзила в него нож. Она улыбнулась, хотя по щекам текли слезы. Она улыбнулась за Эмму и за Лотти, а затем рванула нож на себя, распарывая горло Дурмана. Из раны хлынула кровь, заливая платье, брызги остались и на лице. Но этого было мало. Этого мало было за то, что сделал Дурман.
Кора с криком метнулась вперед, всадила нож в глазницу хрипящего Дурмана. И снова – теперь оставляя глубокую борозду раны на плече. И снова – соскальзывая лезвием по грудной клетке под ребро. И только тогда она испуганно отступила, захлебываясь рыданиями, упала на пол, припадая к земле и воя.
Руки Коры были в крови, платье в крови, она вся будто искупалась в ядовитой крови Дурмана. Но это не помогло, только острее стало чувство потери. Она так старалась забыть о Лотти, не думать о ней, но теперь и Эмма…
Гил опустился на колени рядом, прижимая Кору к себе. Она уткнулась лицом в его грудь, пытаясь унять слезы, она хваталась за Гила, как хватается утопающий за своего спасителя в надежде выплыть…
– Убей его. Убей, убей, – повторяла Кора словно в бреду. Потому что каждый утопающий, хватаясь за спасителя, может утащить того за собой на дно.
– Он умрет, обещаю, – ответил Аконит. – Я казню его.
Кора начала успокаиваться, прислушиваясь к сердцу Гила, которое так быстро билось… Он держал ее крепко, но дрожал… Кора приподняла голову, заглядывая в его еще едва заметно светящиеся глаза, и шепнула:
– Прости. Прости меня, я не должна просить о таком…
– Ты можешь требовать. Можешь что угодно, но я молю об одном, мое сокровище, моя богиня, не делай больше так. Не подвергай себя опасности. Я… я испугался.
Всхлипнув, Кора вновь сжала Гила в объятиях.
– Merde! – послышалось от двери.
– Ты пропустил все самое интересное, – устало вздохнул Аконит.
– Заметил, – мрачно буркнул Рие, опускаясь к Эмме.
– Мертва, – дрожащим голосом сказала Кора.
– Sincères condoléances, reposez en paix[29], – шепнул Рие, оправляя платье на Эмме. Он поднялся, подходя к лежащему Дурману. Тот все еще похрипывал, а раны его шипели, над ними поднимался едва заметный дымок. – Живой, этот salaud[30].
– Он израсходовал почти весь запас энергии, а теперь регенерирует. Пока слишком слаб. Забери его, присмотри. Ночью разберемся с ним… Или разберусь. Я не предлагаю тебе возвращаться к… такому.
– Месть – твой путь, но тут… Не могу остаться в стороне.
– Нору откроешь?
– Я взял артефакт с собой. Правда, он ведет в Треф…
– Порядок. Уводи, я слышу лошадей.
Рие шутливо поклонился, а затем бросил на пол темный шарик. Тот тихо треснул, и в пространстве зависла черная дыра, в которую Рие спешно затолкал ногами Дурмана и ушел сам. Нора беззвучно захлопнулась.
– Мое сокровище, знаю, это слишком, но… – Гил положил ладони на щеки Коры, приподнимая ее голову, чтобы смотреть прямо в заплаканные глаза. – Ты должна будешь сказать, что Дурман убил Эмму, ты защищалась и ранила его, затем подоспели мы с Рие, я остался с тобой, а он погнался за преступником. Поняла?
Кора отрывисто кивнула, прикрывая глаза. Она устала. Мышцы ныли от напряжения, чувства выпили до дна. Не хотелось ничего, только ощущать тепло Гила, его заботливые поглаживания по спине, слушать звук его голоса и забыть все то, что случилось.
Сознание Коры держало грань между реальностью и сном. Она видела и слышала, но не могла разобрать слов и лиц. Вот мужчины в форме – полицейские, вот запах терпкого табака и голос с хрипотцой – дядя Крис, вот чьи-то объятия и колкая борода, мазнувшая по виску, а еще запах кофе с виски – папа. Он что-то спросил, но слова звучали еле слышно, как из-под воды. Гил ответил ему, а потом, сжав пальцы Коры на прощание, отпустил. И она спряталась в папино плечо.
Она едва ли могла сказать, как очутилась на Корвусе – вороном коне отца. Не заметила, как они вернулись в Рэдвуд-парк. Мама бросилась к Коре, обнимая и браня одновременно, а после отскочила в ужасе, заметив кровь. Папа что-то сказал ей, а Кора покачнулась, но подоспевшая Сандра спасла от падения. Она же помогла с ванной.
Она сделала все то, что обычно делала Эмма.
Лежа в горячей воде, Кора почти плавилась, растворялась. Мышцы ее расслаблялись, а разум старался укрыться во сне. Кора легла в кровать, даже задремала, но через сегм уже вскочила с колотящимся сердцем и слезами на щеках.
Укутавшись во враппер, Кора вышла в коридор, медленно пробираясь по поместью, держась за стены, а затем и за перила лестницы.
– Корри, – отец встретил ее в дверях кабинета.
– Папа.
Он вздохнул, молча пропуская ее внутрь. Там сидела мама. Ее веки были покрасневшими и наверняка побаливали, прямо как у Коры.
– Возьми, – отец протянул ей граненый бокал с янтарной жидкостью с резким запахом. – Эту порцию лучше залпом.
Кора так и поступила. Рот будто обожгло, и пламя спустилось вниз по пищеводу, обдав горло жаром. Кора закашлялась, падая на диван.
– Чему