Шрифт:
Закладка:
Забота об утверждении христианского благочестия вызвала указ имп. Льва о праздновании воскресного дня (469 г.). Всем христианам предписывалось проводить его в молитве и делах благочестия, запрещены были всякие забавы и музыка на всех инструментах; правительственные учреждения были закрыты, воспрещено было производить аресты должников.[1107]
Христианство давно уже было господствующей религией, но язычество далеко еще не исчезло. Вопреки запретам, исходившим уже от Феодосия Старшего, язычники, или эллины, как тогда выражались, нередко оказывались даже на высоких постах государственной службы. 468 году принадлежит указ императора Льва, по которому только православные христиане могли на будущее время занимать государственные должности в администрации и суде.[1108] Быть может, этот указ стоял в связи с одним событием, которое записано в живых подробностях в Пасхальной Хронике под 467 годом.
Один знатный человек, Исокасий, родом киликиец из города Эга, достигший высокого поста квестора, был обвинен в принадлежности к эллинизму. Во время каких-то беспорядков, происшедших в Константинополе, он был арестован и отослан в Халкидон. Над ним был наряжен суд под председательством правителя провинции Вифинии. Известный в ту пору врач, комит Яков, пользовавшийся большим влиянием у императора, просил, чтобы суд и разбирательство дела Исокасия производились в сенате под председательством префекта претория. Этот пост занимал тогда Пузей. Заседание суда происходило в банях Зевксиппа.[1109] Суд был публичный, и большая толпа народа окружала трибунал. Исокасий предстал со связанными за спиной руками. Председатель Пузей сказал ему: «Видишь ли ты, в каком образе ты являешься?» Обвиняемый ответил: «Вижу и не дивлюсь. Я человек и впал в человеческие бедствия. Но ты суди меня праведно, как мы вместе с тобой судили других». — Этот ответ Исокасия вызвал сочувствие к нему в толпе, окружавшей трибунал, которая стала криками умолять императора прекратить суд. Император дал согласие, толпа овладела Исокасием и повела его в Софийский храм. Там его просветили светом христианского учения, окрестили и занесли его имя в списки христиан, после чего он был отпущен на родину.[1110]
Если в данном случае публичность суда и вмешательство толпы в ход разбирательства дела повели к спасению обвиняемого, то иначе вышло в другом аналогичном событии, рассказанном в той же хронике под 465 годом. Начальник ночной охраны города, по имени Мина, был привлечен к суду за какие-то неблаговидные деяния, и наряженный над ним суд синклита происходил на ипподроме. Мина был осужден и подвергнут телесному наказанию. Тогда толпа овладела им и поволокла его по улицам города. Близ зданий Студия какой-то гот ударил несчастного камнем в ухо и убил его. Толпа продолжала свою зверскую забаву и протащила его труп до моря.[1111] Таковы были нравы давно уже христианского населения столицы.
Из стихийных бедствий за время правления Льва отмечено в нашем предании страшное землетрясение, постигшее Антиохию 14 сентября 458 года. Пострадала лучшая часть города с великолепными общественными частными постройками. Помимо щедрот на отстройку города, император дал населению большие льготы в уплате повинностей: с общей суммы обложения была сбавлена тысяча талантов золота, и собственники всех пострадавших зданий были освобождены от лежавших на них повинностей.[1112]
В жизни столицы в правление Льва хронисты отметили под 463 годом страшную дороговизну хлеба, а под 465 — огромный пожар, начавшийся 2 сентября и длившийся четыре дня. Огонь появился в гавани Неория на Золотом Роге и прошел широкой полосой до Пропонтиды. Пострадало 8 из 14 регионов, на которые был разделен Константинополь. Выгоревшая площадь обнимала пространство — по берегу Золотого Рога от гавани Неория до древнего храма Аполлона, по побережью Пропонтиды — от гавани Юлиана до церкви Согласия в 9-м регионе; внутри города — от форума Константина до форума Тавра. Общая площадь пожарища была 5 стадий в длину и 14 — в ширину (т. е. ок. 1 версты и более 2½ верст). Все постройки выгорели до основания и представляли кучи развалин, в которых трудно было распознать прежний план.[1113] Аспар находился в ту пору в городе и самым ревностным образом бегал с ведром и побуждал сограждан бороться с огнем.[1114] Император выехал из города и провел шесть месяцев близ церкви св. Маманта. Ко времени пребывания Льва в окрестностях столицы относится сооружение новой гавани в той местности и портика, который получил название Нового и удерживал его еще столетие спустя.[1115]
В 472 году, 6 ноября, население столицы было страшно напугано необычайным явлением — пепельным дождем, и в воспоминание этого события установлено было в церковных святцах на все времена всенародное моление в этот день. Комит Марцеллин, занесший в свою хронику это известие, знал, что этот дождь имел своей причиной извержение Везувия.[1116] О буйных эксцессах толпы, вызванных борьбой партий на ипподроме, хронисты сохранили память только под 473 годом, когда перебито было много исавров, соплеменников будущего императора.[1117]
Благочестивый и твердый по характеру, воин по профессии, как и его предшественник, император Лев стоял по своему образованию ниже того уровня, который тогда был обычен в знатных семействах, и позднейшие хронисты именуют его, как и Маркиана, эпитетом ἀγράμματος. Но у историка Малха сохранился один эпизод, в котором засвидетельствован интерес Льва к делу просвещения. — Однажды Лев приказал выдать какому-то философу щедрое жалованье; присутствовавший при этом дворцовый евнух заметил, что эти деньги следовало бы сохранить для солдат. Лев сказал на это; «О, если бы в мое правление деньги на солдат шли на учителей!»[1118]
Память Льва, как милосердного радетеля правды сохранялась до поздних времен в столице империи в связи с его статуей на месте, называвшемся Питтакии. Эту статую воздвигла в его честь его сестра Евфимия близ своего дома. Она не была замужем и имела репутацию весьма благоразумной женщины. Император посещал ее каждую неделю и принимал при этом от стражей, приставленных к статуе, те прошения разных людей, которые клали их на пьедестал статуи. Позднее Лев начинал свой день рассмотрением доставляемых ему прошений и немедленно клал на них свои резолюции и отсылал к сторожам этой статуи для передачи
