К нему приходили товарищи. Тихонов напомнил о своей мечте организовать летучий отряд.

— Согласен,— ответил командир,— Машина за тобой.

Вербоноль и Покусай приносили продукты. Решали, как быть с оружием, что скопилось у Николая Боякова, и с тем, которое достали в туркестанском батальоне.

— Необходимо связаться с командованием батальона,— предложил Шведов.— Провести подготовку добровольцев к переходу на сторону Красной Армии. Думаю, что наши посланцы благополучно перейдут фронт — он сейчас двинулся. Доложат о нас и о батальоне.

24 августа Александр Антонович дал задание перейти линию фронта летчику Бакитскому, разведчику Мурзину и подпольщице Зое Воробьевой. Им предстояло связаться со штабом партизанского движения и доложить об обстановке в городе. Обеспеченные документами на право проезда по железной дороге, все трое благополучно выехали из Сталино в сторону Иловайска...

— А оружие нужно переправить сюда,— сказал Шведов.— Отсюда начнем выступление.

Детально разработали план освобождения пленных. Поручили осуществить его Вербонолю с помощью Матросова, Рыбалко и Шульги.

Вечером Александр Антонович сказал Тосе:

— У меня есть для вас поручение. Нужно привезти оружие.

— Оружие? — испуганно переспросила Антонец.

— Недалеко отсюда. На тридцатой шахте живет Шатохина. Приедете к ней с тачкой. Спросите: «Уголь продается?». Она ответит, что продается. Погрузите в тачку то, что дадут вам, и засыпите углем.

Дом Александры Корнеевны Шатохиной стоял на Почтовой улице в Рутченково. Недалеко от него квартировал немец с добровольцем Мишей, который часто играл с младшим сыном Шатохиной. Заходил к ней в квартиру, говорил о зверствах немцев, возмущался их порядками. Хозяйка разделяла его взгляды. Как-то он предложил ей распространить листовки, и Александра Корнеевна согласилась. Побывала с ними в Макеевке, Ясиноватой, на шахте № 31.

Весной нынешнего года Михаил сказал Шатохиной:

— Шура, есть одна идея.

— Какая еще идея?

— Мы на Стандарте обнаружили склад с оружием. Что добудем, доставим к тебе.

— Ну что ж, везите...

Через несколько дней к дому подъехала большая бричка, запряженная парой лошадей. Сопровождали ее Михаил и три солдата из туркестанского батальона. Оружие сложили в сарае и присыпали углем.

— К тебе придет человек и ты должна продать ему свой товар,— предупредил Михаил и назвал пароль.

Антонеп поехала к Шатохиной со своим шестнадцатилетним братом. Хозяйка встретила их у калитки.

— Здравствуйте,—поприветствовала ее Тося.—Мы к вам. Уголь у вас продается?

Александра Корнеевна смутилась. Она предполагала, что за оружием приедут мужчины, и не с тачкой. Наконец ответила:

— Да, да, продается.

В тачку клали по два тяжелых мешка, засыпали углем и везли на окраину поселка. Побывали у Шатохиной несколько раз. Автоматами, дисками, гранатами завалили почти полкомнаты.

— У нас настоящий арсенал,— радостно говорил Шведов.— Он уже вставал с постели, брал автомат в руки и поглаживал его ладонью.

Антонина Георгиевна продолжала печатать листовки. Связные приносили ей написанные от руки тексты. В сводках информбюро все чаще мелькали знакомые названия донецких городов и станций.

— Подходят наши, подходят,— говорил Александр Антонович.

Вечерами они подолгу сидели молча. В неверном свете коптилки лихорадочно блестели запавшие глаза. Глубокие тени лежали на желтом осунувшемся лице. В эти минуты командир был мысленно со своими това-рищами, с женою, о которых доходили очень скупые сведения.

Их пытали, но они по-прежнему ничего не говорили на допросах. Требовали очной ставки со Шведовым. Им же подсовывали Новикова, утверждая, что их руководитель отпущен и вылавливает участников подполья. Однако после побега Шведова, то есть с 20 августа, никто в тюрьму не поступал. Более того, людей, которых знал только Шведов, вообще не схватили.

Но при зверских пытках арестованным было не до анализа фактов. Иванова после побоев и потери дочери лишилась рассудка. Чибисов и Колесникова, больные туберкулезом, задыхались от нехватки воздуха... Другие держались до последнего.

Показания против женщин Новиков давал неопределенные, его самого замордовали очными ставками и постоянными угрозами. О Марии Анатольевне он стал говорить, что она не видела мужа с сорок второго года и о его подпольной работе не осведомлена.

— Брущенко — племянница Цуркановой,—сказал он.— Только читала речь Сталина на октябрьском параде сорок первого года.

— Мне ее дал сам Новиков,— ответила Татьяна. Стоявший возле Новикова Потёмин стал провоцировать его:

— Ты скажи, что она все же знает партизан,— прошептал он.

Новиков посмотрел на него слепыми глазами и, растягивая слова, сказал:

— Нет, не знает.

Марию Кузнецову он совсем не знал, а только слыхал фамилию от Шведова. Но немцам было не до детального разбора дела. Обстановка в городе накалялась, советские войска все ближе подходили к Сталине

Майснер приказал последний раз провести допрос. Наиболее активных и вероятных участников подполья расстрелять, остальных отправить в концлагеря Германии. Брандт считал, что смертный приговор должен быть вынесен Алексею Борисову, Соне Ивановой, Ирине Чистяковой, Ирине Колесниковой, Антону Дорон-цову, Евгению Качуре, Павлу Сбежневу, Леониду Чибисову, Лидии Матвиенко, Николаю Мельникову, Тимофею Оленчуку, Владимиру Смоленко, Василию Шенцову, Борису Андрееву.

Старик Петр Матвиенко, Емельян Гринько и Мария Кузнецова предъявленные обвинения отрицали, Новиков подтвердить их участие в подпольной борьбе не мог. Брандт склонялся к тому, чтобы их отпустить. Константина Беленко, Марию Шведову, Ивана Нестеренко, Татьяну Брущенко освободить не собирался, но и для расстрела не было достаточных оснований. Предполагал отправить их в Германию.

На последний допрос Брандт взял Нестеренко. Прочитал протокол и обнаружил, что у Нестеренко не было очной ставки с Новиковым.

Ивана Николаевича повели на самый верх здания ГФП. В чердачной комнате вместо потолка — перекрытия крыши. В углу на стуле с куском хлеба в руках сидел Новиков. Нестеренко не подал вида, что знает его. Брандт приказал переводчику допросить арестованного. Зная русский язык, он хотел со стороны понаблюдать за ними. Переводчик спросил подпольщика, показывая на предателя:

— Знаете его?

— Нет, не знаю.

— Ну, зачем вы так? — вдруг заканючил Новиков,— Уже всё, нас разоблачили.

Ивана Николаевича будто подтолкнули сзади. Избитый, но не потерявший силу