В лингвофилософских исследованиях А.Ф. Лосева прослеживается тенденция поиска формулировок имени, уточняющих и проясняющих суть имяславческого понимания имени. Эти формулировки отчетливо показывают и развитие имяславческой мысли Лосева с ее переходом от прямого отождествления имени и сущности к энергийному его пониманию. Многочисленные дефиниции имени (слова) в других его работах конструируются преимущественно или за счет прямого отождествления имени и (предметной) сущности, что редко (см.: «Имя сущности есть сущность, данная в соотнесении ее как неделимой целокупности ее с инобытием», независимо от возникновения этого последнего как факта. Бытие. Имя. Сущность. С. 179), или же, что чаще, за счет энергийной интерпретации имени путем уточнения типа энергии в имени – мифической, магической и эвхологической (от ευχολογιον – новогреч. «молитвенно»), и др. (Миф. Число. Сущность. С. 231 – 232; Личность и Абсолют. С. 245; Имя. С. 198; Очерки античного символизма и мифологии. С. 900). После уточнения понятия энергии с помощью категорий-мифологем сила, свет, слава, исходная мистическая формула имяславия принимает вид:

«Имя Божие есть Бог, Его сила, свет, слава».

Или, в переводе на философский язык:

«Имя вещи есть сама вещь, ее сила, свет, слава».

О типологии и иерархии энергий в целом см.: Имя. С. 71. Об энергии мифа как «выражении в пределе» см.: Форма. Стиль. Выражение. С. 38.

С. 175.* «Потому же наш анализ не есть логика инобытия. Потому… что дальнейшее диалектическое самоопределение сущности… приводит ее к убыли, к сокращению, к меонизации, к разной степени проявления».

Диалектическую процедуру, лежащую в основании этого рассуждения, А.Ф. Лосев так описывает на примере задания аксиоматики в математике:

«Аксиоматика (и вообще всякая диалектика) основана на последовательном созревании категорий…. Если начало – максимально просто, то конец, как последняя зрелость, максимально сложен… Диалектик ясно ощущает границу и предел этой зрелости и сложности. А именно, он наблюдает развитие своего предмета до той степени сложности, пока последний остается самим собою. Если наступает усложнение предмета, переходящее в его распадение, – тут предел интересующей нас сложности» (Хаос и структура. С. 404 – 405).

«Но когда вещь распадается?» – задается вопросом А.Ф. Лосев и отвечает:

«Она распадается тогда, когда отдельные ее части становятся абсолютно чуждыми одна другой, когда они абсолютно иные одна другой, и иные не по смыслу просто (в таком виде они еще входили в цельную вещь и нисколько не разрушали ее цельности), но иные по своей субстанции. [Это] значит, что распадение есть вмещение в себя своего субстанциального инобытия» (Там же).

Итак, резюмирует Лосев,

«признаком последней допустимой сложности предмета является вмещение им в себя своего смыслового (а не просто субстанциального) инобытия. Вмещение дальнейшего инобытия будет уже разрушением и переходом в иную предметность» (Там же).

С. 175.** «Имя есть высшая точка, до которой дорастает первая сущность, – с тем, чтобы далее ринуться с этой высоты в бездну инобытия».

По замечанию В.В. Зеньковского, эта «чисто метафизическая формула до конца дорисовывает то, как понимает Лосев Имя, которым бытие „именуется“ и потому „светится“» (Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 2. Ч. 2. С. 141).

С. 176.* «Имя есть та смысловая стихия, которая мощно движет неразличимую Бездну».

Бездна здесь – аналог апофатического начала. А.Ф. Лосев характеризует мифологему-категорию «Сердце» как

«абсолютную неохватную сверх-интеллигентную бездну, которая есть такая полнота Света, что он уже теряет всякие границы и формы, всякое различение и расчленение, и, таким образом, превращается в некий пресветлый Мрак» (Миф. Число. Сущность. С. 278).

С. 176.*** «Имя есть та смысловая стихия, которая мощно движет неразличимую Бездну к Числу… к Экстазу умному».

В комментируемом фрагменте диалектико-феноменологического описания имеется две части. В первой части, описывающей путь от Бездны к Мифу, речь идет о самооткровении-самоименовании первосущности (философский аналог Божества). Во второй части, описывающей путь от неживого Тела к Экстазу умному, дается диалектико-феноменологическое представление исихастского опыта умного молитвенного восхождения к единению с Богом и реальному обожению. Переход к написанию с прописной буквы символизирует собой в этом тексте переход от чистой диалектики к мифологии, т.е. к этапу диалектического выведения мифологем. Мифологемы-реалии (Бездна, Число, Эйдос, Символ, Миф, Тело, Раздражение, Ощущение, Организм, Мысль, Воля, Чувство, Сверх-интеллигенция = Гипер-Ноэзис, Экстаз умный) – уже не чистые диалектические конструкции, а диалектико-мифологические аналоги соответствующих реалий православно-христианского духовного опыта и миропредставления. В данном фрагменте запечатлевается основная линия продвижения философской мысли А.Ф. Лосева, направленной на отождествление «диалектики» и «мифологии» как завершающей стадии конструктивного движения. И, по признанию самого Лосева, в ходе такого конструирования временами он сам не мог понять, погружен ли он «в холодное электричество прокло-гегелевских утончений или в страстные видения ареопагито-шеллинговой мифологии» (Форма. Стиль. Выражение. С. 332). О диалектическом осмыслении подобной ситуации см.: Очерки античного символизма и мифологии. С. 487 – 489.

С. 176.**** «Только в свете всецелого и не тронутого инобытием Имени понятными делаются все эти частичные проявления Имени в инобытии».

Имя с прописной буквы означает здесь, как и в других имяславских работах А.Ф. Лосева, Имя Божие в его богословском или же философском смысле. По интерпретации А.Μ. Камчатнова,

«употребление слова „имя“ с прописной буквы указывает на то, что понимание вещью самой себя есть ее собственное имя, т.е. такое имя, какое она