Шрифт:
Закладка:
Недоразумение вокруг участия английского пилота в проектировании «Лола 70», которое разозлило Феррари и Форгьери в июне предыдущего года, так и не было разрешено. И травма, полученная им в Канаде в сентябре, не позволила ему участвовать в последних двух гонках чемпионата «Формулы-1» 1965 года, что еще больше раздражало Феррари.
В Маранелло были и те, кто подливал бензина в огонь. Отношения между Сертисом и Парксом были далеки от идеальных, и два англичанина при дворе короля Энцо вместо того, чтобы объединиться, начали друг с другом воевать. На фабрике, и в первую очередь – в гоночном подразделении, сложились союзы. Паркс, желавший выступать не только в «Формуле-1», но и на прототипах, уже давно понял, что между спортивным директором Драгони и Сертисом нет никакого согласия, и подпитывал сложившееся между ними недоверие.
Ситуация взорвалась в субботу, 21 мая, в Монте-Карло, когда во время квалификации пилот и спортивный директор обменялись парой ласковых при всей команде, журналистах и публике. Сертис назвал Драгони «бездарем» и «диктатором». Драгони ответил эпитетами «невоспитанный» и «вероломный». Несмотря на напряженность и накаленную ситуацию, Сертис завоевал место на первом ряду стартовой решетки. В воскресенье в начале гонки он захватил лидерство и удерживал его в течение тринадцати кругов, пока не был вынужден сняться с дистанции после того, как на его «312» сломался дифференциал. Он вернулся в боксы и снова поцапался со спортивным директором. Драгони обвинил Сертиса в умышленно жестком вождении, что, по его мнению, привело к поломке. Когда Сертис вернулся в Маранелло, Драгони попытался убедить Феррари избавиться от своего бывшего чемпиона мира.
В понедельник вечером Феррари созвал собрание, на которое пригласили и Сертиса. Он выслушал объяснения пилота и спортивного директора, но не принял окончательного решения. Затем, по окончании собрания, он приказал Гоцци позвонить в Соединенные Штаты двадцатипятилетнему итало-американцу Марио Андретти, чтобы узнать, свободен ли он и интересно ли ему выступать за команду Энцо Феррари.
На вторник было назначено второе собрание, но на этот раз без Сертиса. На повестке дня стоял вопрос об увольнении чемпиона мира 1964 года. Феррари не высказал своего мнения, но его интересовали мнения других людей, сидящих за столом. Некоторые были за, некоторые – против. Анализируя ситуацию с гонщиками, Гоцци заметил, что Бандини – отнюдь не первоклассный пилот, Паркс на одноместных машинах не так хорош, как на прототипах, а Андретти, с которым он разговаривал по телефону, с удовольствием бы вступил в команду Феррари, но он не мог освободиться до следующего года. Последним высказался Драгони, который напомнил присутствующим, что Сертис, приходя на фабрику, всегда с большим интересом присматривался к «330 P3», и намек на «Лолу» был понятен всем, в том числе и самому Феррари.
Феррари понимал, что он теряет, отказываясь от Сертиса, но он так и не смог разрешить вопрос с «Лолой», в его голове сидел червячок сомнения насчет двойной игры, и он опасался проблем, которые могли возникнуть в случае, если бы он оставил Сертиса в команде. Поэтому Феррари решил объявить об увольнении после следующей гонки, Гран-при Бельгии, которая была намечена на 12 июня.
Чтобы максимально эффективно разрулить ситуацию – о том, что в команде есть конфликт, было известно всем, – и чтобы дать понять, что решение было принято непосредственно им, Феррари отправил в Спа Франко Гоцци, который временно оставил секретариат ради работы с прессой и, несмотря на свои молодые годы, управлялся с журналистами не хуже своего патрона. На Гран-при Бельгии, который прошел при сильном дожде, начавшемся с самого старта, победил Сертис, и Гоцци после гонки отчаянно искал телефон, чтобы сообщить Феррари о результатах и получить дальнейшие указания. В итоге он их получил: не увольняем.
На самом деле расставание просто было отложено. В среду, 15 июня, на «Ле-Мане» Сертис проехал несколько кругов за рулем «330 P3», на которой он планировал выступить на «24 часах Ле-Мана». Вернувшись в боксы, он столкнулся с Драгони. Эта ссора была еще одним ожесточенным и публичным инцидентом, почти наверняка спровоцированным спортивным директором «Феррари». В итоге Драгони объявил об увольнении английского пилота, представив это решение как следствие конфликта, за что пресса, в том числе и итальянская, набросилась на него в последующие дни.
Однако все было спланировано заранее. Тому свидетельством был факс, который лежал у Драгони в кармане с тех пор, как он выехал с фабрики: лист клетчатой бумаги с записями красным и синим карандашами, как у учителей в школе. Это было секретное сообщение Самого – одно из тех, которые нельзя игнорировать. На листочке, который Драгони держал при себе с тех пор, как он покинул Маранелло, был состав экипажей, участвующих в тридцать четвертой гонке «24 часов Ле-Мана» – список, лично составленный Энцо Феррари, – и имени Сертиса в нем не было. Так закончились весьма теплые, искренние и дружеские отношения, которые были когда-либо у Энцо Феррари с кем-либо из своих пилотов.
Но на «Ле-Мане» настоящей проблемой для Феррари был не столько британец, сколько американцы! И в тот день, в воскресенье, 19 июня 1966 года, débâcle был полным.
«Форд» тремя «GT MkII» с объемом двигателя 7 литров, которые за год со времени дебюта стали непобедимыми, взял первое, второе и третье места. За ними финишировали четыре «Порше». Все официальные Феррари были вынуждены завершить гонку досрочно. Первой машиной с жеребцом на капоте, пересекшей финишную черту, стала «275 GTB/C» полковника Хоара, на которой ехали Пирс Кураж и Рой Пайк. Они заняли восьмое место и первое в классе GT, но в тот день Феррари мало интересовала эта утешительная награда.
Хотя поражение в Ле-Мане и не имело прямого отношения к увольнению Сертиса, оно вызвало шквал критики в итальянской прессе. Как всегда, защищать Феррари было прерогативой немногих, а нападать на него – обязанностью большинства. Через три дня после гонки Феррари созвал пресс-конференцию, что для него было нетипичным явлением в конце июня, так как он привык встречаться с журналистами либо в конце сезона, либо на презентации своих гоночных машин. Но в этот день ему показалось необходимым прояснить некоторые детали.
Речь его была стройной и более категоричной, чем всегда. Решение об увольнении Сертиса было принято им, а не кем-то другим.
