Думаете, лето – просто время года? Тогда спросите Рича Гарви об огнестреле 4 июля на Мадейра-стрит в Восточном, где тридцатипятилетняя женщина заканчивает давний спор с соседкой, шарахнув в нее из 32-го калибра в упор, а потом возвращается к себе домой как ни в чем не бывало, пока та лежит и умирает.

«It takes two to make a thing go right…»

Спросите Кевина Дэвиса об Эрнестине Паркер – жительнице Пимлико среднего возраста, которая решает, что дело не в жаре, а во влажности, и июльским вечером приставляет дробовик к затылку мужа. А когда Дэвис возвращается в офис и пробивает Эрнестину по базе, узнает, что для нее это уже не впервой – двадцать лет назад она убила другого мужчину.

«It takes two to make it outta sight».

Спросите Рика Джеймса о летнем утре в проджекте Холландер-Ридж, где мертвый жилец лежит на окровавленном матрасе, спокойно поднявшись к себе спать после того, как прошлым вечером его порезала подружка. Или спросите Константина о месте преступления на Джек-стрит, в половине квартала от проджектов Бруклин-Хоумс, где его поджидают жалкие останки девяностолетней старухи с кровавыми брызгами на стенах. Избитой и изнасилованной во все отверстия, ей пришлось в свои последние минуты задыхаться под подушкой, прежде чем ее мучения наконец закончились.

«It takes two…»

Спросите Рика Рикера или Гэри Даннигена об убийстве на Северо-Востоке, где у мертвеца настолько глубокая дыра в горле, что видно грудную клетку, а его подружка заявляет, что он сам попросил наброситься на него с кухонными ножами, чтобы продемонстрировать ей свои боевые навыки. Или спросите Уордена и Джеймса о неудачнике, который пытается вломиться в дом в Восточном Балтиморе, чтобы в итоге удивленный, но атлетичный жилец применил против него его же собственный пистолет. Один выстрел во время схватки – и умирающий вдруг оседает на диван в гостиной.

– Проваливай, пока я тебе мозги не вынес! – кричит хозяин, сжимая оружие.

– Уже, – говорит грабитель, теряя сознание.

«…to make a thing go right…»

Лету не нужен мотив – оно само по себе причина. Спросите Эдди Брауна о пятнадцатилетнем парне в Черри-Хилле, который застрелил друга из неисправного пистолета 22-го калибра, а потом самодовольно отказался общаться с полицией, успокоенный уверенностью, что его будут судить как несовершеннолетнего. Потом спросите Дональда Кинкейда о Джозефе Адамсе, истекшем кровью по пути в Университетскую больницу после того, как он ввязался в драку с четырнадцатилетним пацаном. Его толкнули в витрину магазина, и там ему на горло гильотиной рухнуло разбитое стекло.

«It takes two…»

Июнь перетекает в июль, а трупов меньше не становится, и даже у тех, для кого подчеркнутое безразличие к человеческим слабостям и страданиям – обязательный для выживания навык, лето вызывает особый вид болезни. Добро пожаловать в убойный, мистер, здесь ни дождь, ни зной, ни сумрак ночной не помешают их свиданиям с черствостью. Извращенные шутки? Извращеннейшие. Черный юмор? Чернейший. И как же, спросите вы, они справляются? Загрузка. Вот именно – загрузка. У них не будет ни перебора, ни недобора; ни одно убийство не раскроют до срока.

Представьте себе Гарви и Уордена на перекуре перед квартирой на втором этаже в доме по Ланвейл, где на полу лежит престарелый алкоголик – бутылка пуста, шея однозначно сломана. Велика вероятность, что на пол он упал по пьяни еще живым, и уже потом его случайно прикончила нетрезвая жена, когда пыталась войти в квартиру и навалилась на дверь, упершуюся ему в шею.

– Хочешь записать это как убийство? – шутит с каменным лицом Уорден, разглядывая мертвеца, а потом закуривая сигару.

– Раскрываемость поднимем, – так же сухо шутит Гарви.

– Значит, убийство. Я-то что в этом понимаю? Я просто безграмотный белый оболтус из Хэмпдена.

– Готовый данкер…

– Ей бы вряд ли хватило сил на убийство.

– Хрен с ним, отпустим эту мелочь обратно, – говорит Гарви так, словно смеряет взглядом форель.

Или Джея Лэндсмана на его очередном стендапе в нижней части Вайман-парка, где пожилая жительница высотки для престарелых сделала сальто с балкона двадцатого этажа. Судя по всему, старушка летела более-менее невредимой, пока не зацепила лестничную площадку второго этажа, после чего ее голова и туловище остались наверху, а ноги и задняя часть упали на улицу.

– Она разошлась с собой, – говорит Лэндсман патрульному на месте происшествия. – Так что тебе теперь составлять отдельные протоколы.

– Сэр?

– Проехали.

– Один мужик на шестом этаже говорит, что даже видел в окно, как она падала, – говорит патрульный, заглядывая в заметки.

– Неужто? – спрашивает Лэндсман. – Она что-нибудь сказала?

– Э-э, нет. В смысле, может быть. Я не спрашивал.

– Ага, – говорит Лэндсман, – но палку-скакалку вы хотя бы уже нашли?

– Палку-скакалку? – окончательно запутался патрульный.

– Палку-скакалку, – твердо повторяет Лэндсман. – Очевидно, что она неудачно скакнула. Вот и допрыгалась.

Валите все на жару, потому что как еще объяснить бурную полуночную смену в августе, когда Гарри Эджертон берет трубку, слушает пару минут молодого патрульного из Юго-Западного, сообщающего о смерти без свидетелей, а потом заявляет, что у него нет времени ехать на место преступления.

– Слушай, мы тут как бы заняты, – говорит он, прижимая трубку плечом. – Может, просто закинешь труп в машину и подвезешь нам, чтобы мы посмотрели?

– Ладно, – отвечает пацан и вешает трубку.

– Вот блин, – говорит Эджертон, в панике пролистывая справочник в поисках телефонного номера Юго-Западного диспетчера. – И правда поверил.

И ведь тогда адская выдалась ночка – убийство, два ножевых и стрельба с участием полиции. Но уже через два дня детективы Макларни снова искушают судьбу. В ожидании первого ночного вызова Уорден, Джеймс и Дэйв Браун собираются за столом в комнате отдыха, сосредоточив все свои экстрасенсорные силы на телефонах, чтобы материализовалось что угодно, кроме убийства в гетто, – что угодно, где можно подзаработать на неограниченных сверхурочных.

– Чувствую.

– Заткнись. Не отвлекайся.

– Чувствую.

– Да, уже скоро.

– Большое.

– Двойное, – говорит Дэйв Браун.

– Нет, тройное, – добавляет Джеймс.

– Стопроцентный худанит.

– Рядом с главной туристической достопримечательностью…

– Форт Макгенри!

– Мемориальный стадион!

– Нет, – возражает Браун, который не боится мечтать по-крупному, – павильон «Харборплейс».

– Да еще во время обеда, – накидывает Уорден.

– О-о-о-о, – говорит Рик Джеймс. – Золотая жила.

Полное безумие.

Или представьте себе Лэндсмана с Пеллегрини неделю спустя в отеле «Пеннингтон» в Кертис-Бэй, где резервуары нефтеперерабатывающего завода возвышаются над разрушенным рабочим кварталом на южном подходе к гавани.

– Третий этаж, – говорит портье. – Справа.

Мертвец, окоченевший и желтушный, очевидно болен. На полу у его ног – наполовину опустошенная