вопрос не в бровь, а в глаз – возможность подключения была чисто теоретической. В надежде на активацию программы ТРОПАН и ее возможности, которые так и оказались не известны.

Авдеев прищурился, мрачно почесал подбородок:

– Как я понимаю, при самом удачном стечении обстоятельств, нам придется на ходу комбинировать схему защиты, предложенную Теоном с отработанной навигаторской школой методикой соединения судов в единую флотилию и глиасовую начинку и систему построения строя… Ну а что, в теории все реально… Если точно знать, на какую длину и ширину фронта рассчитывать.

Пауков шумно выдохнул:

– Блин, столько возможностей, а в главном полагаемся на удачу…

– Надо больше кораблей, это во-первых, – Ираль говорил жестко, привычно чуть растягивая согласные и спотыкаясь на шипящих. – Во-вторых, нужны координаты и план нападения атавитов. Иначе это все не имеет значение. И если по первому пункту я представляю, что делать и откуда подтянуть резервы, то по второму…

– По второму я знаю, у кого есть карта предстоящей операции… – Сабо стоял посреди кают-компании, расслабленно покачивался с носка на пятку и криво ухмылялся. – Она у вас под носом все эти месяцы, салаги.

– Если у тебя есть, что сказать, говори, – Ульяна смотрела на него в упор.

Он мрачно окинул команду взглядом, остановил бесцветный взгляд на Ксении:

– Покажи им материалы дела по «Альбиони», у тебя ведь они есть…

– Паль, если ты намерен чем-то удивить, то я уже видела. – Ульяна устало выдохнула, перевела дыхание. – И труп Надии тоже… и сейчас не время для душеспасительных бесед, правда.

Креонидянин смотрел на нее с холодной иронией.

– Когда я говорил, что на твоем месте должен был быть я, я был более прав, чем думает каждый из вас, – он раздраженно поморщился, опустился на стул и вытянул под столом ноги. – Но говорить я буду только тогда, когда на столе загорится вирткопия материалов уголовного дела по «Альбиони»… И еще раз – я знаю, где карта.

Он с вызовом уставился на Ксению.

Та набрала код на креонике, открепила его от бромоха и положила перед собой на стол. Дождавшись завершения загрузки, оттолкнула пластинку от себя, позволив ей отъехать к середине стола.

В пучке синего света загорелась голограмма надводной части базы: полукруглые конусы крыш, панорамные окна причудливых форм. Здание выглядело так, будто выполнено из подтаявшего на солнце мороженого. Сабо комментировал транслируемого. Говорил глухо, отрывисто.

– Это база Альбиони, научно-исследовательский центр, которым руководил мой дядя. Специализируется на исследовании нейроактивности гуманоидов. Гуманоидов Земли в первую очередь. Образцы похищались или выкупались у контрабандистов. Далее с них забирался генетический материал, проводились необходимые исследования. Их цель – выявление закономерности развития нейростатуса, возможности его модификации, усиления связей внутри нейрона и смыкание синаптических щелей. – Он посмотрел на Ульяну. – Наши ученые в течение последних сорока лет пытались вывести алгоритм создания субъектов с высокой адаптивной сенсоизацией, сенсоизацией группы А. Задача-максимум – найти алгоритм омикрона… Но она осложнялась тем, что подопытных образцов крайне мало.

Ульяна нахмурилась. Она вспомнила первую фразу, услышанную на Тамту, фразу, оставленную удивленным оператором, когда та услышала ее личный номер. «Омикрон… Какая удача для всех нас!» – услышала она тогда, но не придала значения. Неужели, это что-то значило еще тогда?

– Омикрон? – Вырвалось.

Креонидянин кивнул.

– Омикрон. Для этого нужен был образец. Но омикроны весьма редки. – Он перевел взгляд на меняющиеся картины внутри базы «Альбиони» – белоснежные помещения лабораторий, склады с препаратами, законсервированные образцы тканей.

Сердце Ульяны билось часто – идеальные картинки лаборатории сменились складами с «отходами»: с педантичной аккуратностью и бережностью законсервированные контейнеры, установленные ровными рядами. Пронумерованные, описанные – на каждом значились не только цифры, но и опись вложения. «Подопытный № 2398. Особь мужского пола. Возраст 17 лет»

Ульяна почувствовала, что ее начинает мутить.

Крыж рядом выдохнул:

– Офигеть… «Особь». – Он посмотрел на Сабо, проговорил отчетливо: – Ну и твари же вы.

В каждом контейнере, помещенные в особой прозрачно-голубой жидкости, находились тела. По ним нельзя было сказать, кому они принадлежали при жизни – мужчинам или женщинам, детям или старикам: лишенные волос, а иногда и кожного покрова и частично тканей, они лежали в ожидании своего уничтожения. Но так и были обнаружены следствием.

Далее шли бесконечные копии протоколов, экспертиз. Взгляд выхватил фразу: «более 10 тысяч тел».

Слова, произнесенные Сабо, доносились, будто сквозь густую вату.

– И вот моему дяде улыбнулась удача, в Академию была зачислена землянка, которая получила квалификационный знак омикрон.

– Омикрон-1, – догадалась Ульяна.

– Именно. Твоя предшественница. – Сабо кивнул, посмотрел на нее странно, слишком долго и горячо. Перевел взгляд на Артема. – Но к тому моменту мы уже знали, что сделать нейроскрин вашей нервной системы можно, довольно быстро можно его расшифровать. Но им не удавалось сохранить эти данные и перенести на другого носителя. Проводились опыта даже над идентичными особями, близнецами…

– О господи, меня сейчас вырвет.

– Тогда было принято решение перенести данные сразу на носителя, без расшифровки. Я тогда только собирался поступать в академию. Кромлех совместно с моим дядей предложили мне участвовать в эксперименте. В качестве акцептора. Им нужен был кто-то с базовыми сенсорными способностями, кто-то не болтливый, кто не подставит ни Кромлеха, ни моего родственника. Я согласился.

Он посмотрел на Ксению, приказал:

– Покажи ее.

Ксения помедлила, но вызвала из материалов дела то, что он просил: на ребят смотрела вирткопия Надии. Рыжие волосы, мелким бесом рассыпающиеся по плечам, сине-бирюзовые глаза, ясная озорная улыбка.

– Господи, одно лицо же! – Тим не выдержал, произнес вслух то, что вертелось на языке у всех. Надия оказалась точной копией Ульяны. Может, чуть круглее скулы, выше лоб. Ямочки на щеках, когда улыбается.

– Этого не может быть, – прошептал Пауков. – Но как?

Сабо перевел на него взгляд, отозвался мрачно:

– Не спрашивай. Я сам этим вопросом задаюсь с того самого дня, как увидел ее на инструктаже. Как?.. Я даже думал, что она – клон Надии. Но потом выяснил, что нет, ее мама и папа сделали.

– Что стало с ней?

– Они сказали ей, что если она мне понравится, то обследования прекратятся, больше не будет опытов и боли. И она очень старалась… В начале меня это забавляло. Но я сам не заметил, как втянулся. Вы хотите спросить, были ли мы близки? Да. Но кажется, именно этого и ждали Кромлех с моим дядюшкой. Ее забрали прямо из моей спальни. Я слышал, как она кричала, как просила, чтобы ее отпустили и звала меня…

Он замолчал, уставился на ее изображение.

– Все, что от нее осталось, нашли в отдельном контейнере, – тихо проговорила Ксения. – Образец номер один.

Артем наклонился вперед:

– Паль, так тебе сделали нейромодуляцию? Эти шрамы на твоей