ждать не пришлось. Вскоре Читер вновь объявил, что на следующее утро улетает по своим таинственным делам в Африку. Тогда же Карина попросила его назвать город и страну, Джон окинул ее подозрительным и недовольным взглядом, но все же нехотя ответил.

А вечером Карине повезло: Джон приготовил паспорт и билет, но забыл спрятать их в свою сумку, ей даже рыться в его вещах не пришлось, чтобы узнать, что муж солгал ей: он направлялся совсем в другое место в Африке. К чему было лгать? Что он пытался скрыть от нее? Любовницу? Вторую жену? Невесту? Не для того ли он требовал усыновить ее детей, потому что привязался к ним и намеревался после развода присвоить их себе? Разве судья встанет на сторону русской в споре с англичанином?

Карина горько рассмеялась внутренне при одной мысли о суде. Нет, англичане везде были богами, а они, русские, тем более украинцы – людьми третьего или даже пятого сорта. За несколько лет на острове она слышала о стольких несправедливых судебных делах в отношении русскоязычных, что и надеяться на что-то было глупо. Так стоило ли ей отменить присвоение ему родительских прав, пока, быть может, это еще не поздно?

Ее обуревали сомнения, в тисках между желанием сохранить детей и жаждой денег Джона, она едва могла дышать, весь вечер задыхалась, как ей казалось, от жары и зноя, что в последние месяцы все чаще случалось с ней. Карина трепетала от страха совершить чудовищную ошибку и несколько раз за вечер чуть не потеряла сознание. В таком состоянии она незаметно обыскала кошелек Джона и нашла адрес дома, который он арендовал в городе прилета: теперь все сходилось. Муж, казалось, ничего не замечал и был занят привычными делами: смотрел телевизор, пил виски, бурно ругался на русских, Северную Корею и Иран, лишь только в новостях речь заходила о них.

Если ее подозрения не оправдаются, Карина понапрасну лишит детей большого наследства. А если оправдаются – тогда и будет действовать. Что в ее замысле было неправильного? Все сходилось…

Жадность, жажда наживы возобладала над ней: в конце концов, упустить наследство Читера означало ее полное поражение, напрасно потраченные на него годы, навязанное самой себе существование со сварливым высокомерным стариком, напрасно разрушенные когда-то столь крепкие отношения с Парфеном. На следующий день Джон улетел, а Карина достала из тайника евро, припрятанные ею на черный день. Ей непременно нужно было узнать правду, узнать, что же скрывал в Африке от нее муж.

Зной испанского острова, отделенного от континента свежим проливом, показался любому бы не зноем, а истинным холодом, лишь только нога его ступила бы на африканскую землю, где жар пустынь перемежался с песочными бурями и песочным туманом – калимой, которая лишь изредка забредала на прохладные острова, напоминая о близости экватора и огромного плазменного шара, плавящего все на своем пути.

Карина с большим трудом нашла такси в аэропорту, где водитель достаточно хорошо говорил на английском и одновременно не заламывал бы цену, видя, как прилично она была одета. Она попросила подвезти ее не к дому, где должен был расположиться Читер, а чуть поодаль, чтобы нагрянуть на него как можно неожиданнее, застать врасплох, выведать все его тайны.

Лишь только они въехали в жилые благоустроенные районы, как смесь странных, противоречивых ощущений начала обуревать Карину: всюду сновали пожилые англичане, чаще мужчины, англичанки почти не встречались. С одной стороны, это было неудивительно: здания все были не дешевыми, уютными, двух или трехуровневыми, с бассейнами и чудесными садами, изумрудные лужайки которых и обильная растительность не оставляла сомнений о высоких доходах владельцев или арендаторов: сколько дорогостоящей воды уходило на одну только поливку растений!

Но с другой стороны, Карине казалось диким то, что на пути встречалось много стариков под руку с темнокожими детьми. Если бы дети были смешанными, с более светлыми оттенками кожи, она бы не усомнилась в их происхождении, однако все они: и девочки, и мальчики – были черными, как звездное небо, будто не единой капли белой крови не опустилось в их жилы при зачатии.

«Какие сильные гены!» – Подумала Карина про себя, пока не догадывавшаяся об истинной картине происходящего, потому что была задавлена гнетущим чувством собственного предстоящего разочарования. Она не сомневалась, что найдет мужа в объятиях знойной мулатки и, возможно, в том же доме будут его незаконнорождённые дети. Как он только мог променять Карину, еще совсем молодую, белокожую, светловолосую, говорящую на прекрасном английском – на африканку? Была ли это форма какого-то извращения? На ней женился, чтобы представлять друзьям и не стыдиться жены, а сюда приезжал за утехами? Но ведь он был так стар, вдвое старше Карины, зачем нужны ему были эти странные связи, зачем? Человек в таком возрасте должен осознавать близость и неминуемость конца, он должен задуматься о свершенном за жизнь, всегда недостаточно благим, недостаточным… для пропуска на небеса.

Карина брела по улице, разглядывая дома и прохожих. Навстречу ей шел англичанин, лысый, с редкими длинными седыми волосами, прикрывающими кожу головы. Лицо его, обгорелое, было все покрыто пигментными пятнами, как и руки, и дряблые ноги, выглядывавшие из не по возрасту коротких шортов. За руку он держал африканскую девочку, черную как сама ночь, с потухшим взглядом и как будто натянутым, напуганным лицом. Мороз пошел по коже Карины, когда англичанин повернулся к девочке и одарил ее самой мерзкой из улыбок, какую она только видела в жизни. Так не улыбаются невинным детям! Так не улыбаются даже женам!

Рука невольно потянулась к горловине ее шелковой кофты, чтобы раскрыть одну пуговицу, Карина почувствовала, что дышать стало труднее. Неужели опять с ней случится один из ее приступов? А ведь она так подготовилась к жаре, надела белые вещи с длинным рукавом и длинным подолом, шляпу с огромными бортами, закрывавшими все лицо… Пот ручьем стекал по носу, прыскал с бровей на щеки. Вот странная пара прошла мимо, лишь девочка оглянулась и долго провожала Карину тоскливым взглядом, но та не знала об этом: Карине становилось хуже.

Она замешкалась у одного из домов с высокими окнами в пол, достала салфетку и стала обтирать лицо, пить воду. Затем она прислонилась лицом к высокой живой изгороди, заслонявшей сад, чтобы вдохнуть прохладу зелени, как вдруг что-то настолько чудовищное привлекло ее внимание в саду, который был виден теперь сквозь листья куста весь, как на ладони, что Карина чуть не захлебнулась. Она кашляла и кашляла, но лишь только пришла в себя, как побежала