– Я же тебе говорила, что обратного пути не будет. Говорила?

– Ты! – Выдохнул я, хватаясь за уколотое плечо, как будто хоть как-то мог обратить случившееся вспять. – Что ты вколола мне, безумная? Тебя же посадят! Исправь это немедленно!

– О нет, не посадят, ведь в твоей крови не будут найдены следы известных препаратов. Слишком мало изученное вещество. Через минуту у тебя остановится сердце. – В это мгновение ноги мои подкосились, я упал на колени и схватился за левый бок. Мне мерещилось, или это было самой настоящей действительностью, но сердце бешено стучало, будто прорываясь сквозь грудную клетку, в глазах разбегались пьяные круги. Это был, вероятно, конец. – Скорее, у тебя мало времени. Последние слова? Нет?

– Ах ты ж! – Прохрипел я, ощутив, что горло ссохлось и сжалось, я задыхался и руками пытался растянуть кожу шеи, как будто это могло помочь!

Жизнь моя проносилась пьяным, бессвязным вихрем перед глазами, конец был неотвратим, неизбежен, неминуем, глупец, доверившийся исчадию Ада, я был бессилен что-то изменить!

В то самое мгновение, когда я начал терять сознание, вдруг послышался шум за дверью, послышался топот ног, а далее пустота, чернота, тьма: необъятная Вселенная из триллионов звезд вдруг сжалась в единый кулак, единую точку, едва различимую пылинку, и пылинкой этой был – я. Сейчас она исчезнет, сожмется до состояния ничто, а вместе с ней – исчезну и я.

Глава восемнадцатая

Слоистые бурые скалы огромными валунами, будто страшные доисторические динозавры, опускались в воду, образуя маленькие дикие бухточки – одну за другой. Тут и там встречались галечные пляжи, не облюбованные туристами, большей частью времени пустынные, и лишь изредка на них можно было заметить местных жителей: те избегали суеты и прятались от чужеземцев в этих диких, не ухоженных, неопрятных бухтах, поросших сухой травой и кактусами, как сорняки, с каждым годом захватывающими все больше и больше земли.

Каменная дорожка прерывалась после одной из таких бухт и превращалась в протоптанную пешими любителями прогулки тропинку, вилявшую меж скал и остроконечной пропастью. Лазурная гладь океана сегодня не слепила глаза золотыми вихрами волн – ветер был тихим, едва уловимым. Лишь белая пена, извилистой линией повторяющая край берега, выдавала то, что океан все же был не столь спокоен и то и дело бился о песок и гальку, бурлил, отступал на время, а затем вновь и вновь бросался вперед, не ведая устали.

«Таинственная сила воды. – Думала Карина, быстро шагая сначала по каменной дорожке, а затем ступая по грунтовой тропинке среди кактусов и сухой травы. – Что бы ни случилось там, у нас в городе, океан неизменно колышется, движется, борется за свое господство над землей, над живой природой ее. Мы ссоримся, ругаемся, умираем внутренне тысячи раз, а ему – хоть бы что. Какая чудовищная безучастность к нашим бедам и несчастьям… к моим бедам, к моим терзаниям».

Карина вышла из дома и направилась к пляжу после очередной крупной ссоры с англичанином-мужем. Джон, казалось, все более охладевал к ней, супружеская жизнь зиждилась на одном быте, воспитании детей, их школе, уроках, обучении. Он часто отлучался по делам, улетал в Африку. Какие у военного на пенсии могли быть дела на столь далеком от их уровня жизни континенте? И потом, его жадность также досаждала Карине. К этому году она рассчитывала на завещание, в котором было бы указано лишь ее имя, а вместо этого что она получила от Читера? Урезанный семейный бюджет, усиленный надзор за ее расходами. Приходилось отчитываться почти за каждую покупку, подолгу объяснять необходимость отдельных вещей, косметики, сумочек, духов, различной утвари для дома…

Нет, он не любил ее, если бы любил, не жалел бы для нее денег! При таком положении в их семье тем более странным было то, что Джон настаивал на том, чтобы усыновить ее детей. И все же Карина, сколько бы подозрительной она ни стала за последние годы, быстро уступила ему: вот оно наследство без завещания, вот и алименты в случае развод! Безопасное будущее, защита от бедности – все это уже так и маячило перед глазами.

– Когда уже твоего бывшего лишат родительских прав? – Отчитывал Джон ее сегодня. С этого-то и началась их утренняя ссора.

– Откуда мне знать? Я подала документы, жду звонка или письма.

– Эти ленивые островитяне ничего не сделают без пинка. Давно бы уже позвонила им или съездила и навела шороху.

– Весьма любопытно! Как я это сделаю, если почти не говорю по-испански?

– Давно бы выучила!

– Я знаю английский, этого достаточно.

– Если достаточно, так езжай в муниципалитет!

– Почему бы тебе не поехать?

– Я и сам не знаю этот чертов язык! И потом, это ведь не мне нужно.

– Я думала, что тебе.

– Вечно вы, русские, переводите с больной головы на здоровую. Сначала нападаете на соседей, а затем вините в этом весь мир. Что у вас с логикой?

Они уже разговаривали на повышенных тонах, но последнее замечание привело Карину в особенное бешенство.

– Я не из России.

– Интересно! А откуда же?

– Знаешь сам прекрасно! Из Донецка.

– И это, по-твоему, не Россия?

– Конечно, нет!

– Конечно, да! Донецк отделился от Украины и затеял всю эту бойню, чтобы присоединиться к России.

– Что за чушь!

– Мне лучше знать, все же я военный и имею чуть более глубокое понимание внешней политики. Совсем чуть-чуть. – Последние слова Читер произнес, не скрывая презрительной насмешки в голосе.

– А я жила в Донецке и видела все своими глазами. Кого ты пытаешься обмануть? Не могу поверить, что я стою и слушаю этот пьяный бред…

Сказав последние слова, Карина схватила ключи и телефон и ринулась было к выходу, но Читер вскочил с кресла и предупредил ее движение, встав в коридоре наперекор ей.

– А я не верю тебе! Хуже того: уверен, что в глубине твоей темной души гнездятся совсем иные мысли.

Карина чувствовала, как с тугой болью на лбу пульсировали вены, как гневно раздувались ее ноздри, щемило в области сердца, ей было плохо, душно, невыносимо, скорее бы на воздух, на волю!

– И какие это мысли, интересно знать? – Прошептала она, стараясь собственным тихим голосом унять бешеный стук сердца.

– Ты рада, что развязалась эта война, рада, что Россия напала на Украину, ты жаждешь мести за Донецк, как и все дончане.

У Карины везде в социальных сетях висел флаг Украины, заподозрить ее в подобном было столь нелепо, столь беспочвенно, но Читер время от времени вновь и вновь поднимал