Шрифт:
Закладка:
- Ты... Так наивна... - Раздался смех, охрипший до крови, пылающий злобой и упоением своим знанием. Внезапно, раздался удар об пол, из тени выступил не человек, не зверь, но нечто иное... Сочетающее в себе сразу все вышеперечисленное, но отвергающее устои обеих рас. Он оказался одет в лохмотья, содранные с разных трупов, остатки камзолов, военные наплечники, множеством нависших рубах, которые обнажали его собственную, ни чем не сокрытую кожу, на которой, во многих местах, проросла ярко серебристая шерсть, в которой комья грязи навсегда увязли среди волосков, кровь застывшая на ней казалась причудливыми узорами, намеренно оставленными в том состоянии корки, которая была на жреце. Его руки были изодраны в мясо, кое-где я даже видела оголённые кости, по сероватой коже струились алые подтеки крови, которые останавливались исключительно на его лапах, ибо руками они звать оказались более недостойны. Обросшие шерстью, с длинными когтями, которые в своей длиннее доходили до нескольких десятков сантиметров, они беспрерывно скрежетали друг о друга, от чего-то не поднимая никакого шума, пальцев не было вовсе, только когти и кисть... Поднявшись из сидячего состояния, он выпрямился в полный рост, но несмотря на это, горб оказался столь укоренившийся, что жрец по-прежнему был на уровне моих глаз. На его груди, поверх множества рубашек, болталась кожаная жилетка, столь древняя, что она потрескалась и осыпалась, обнажив тонкую прослойку ткани. Под ней виднелась растерзанная в мясо плоть, пульсирующая словно живая, что истекала кровью, разливая по телу алые ручьи и оставляя за жрецом след. Но около его груди, кровь имела ярко черный цвет, резко отличаясь от той, что текла по рукам и около пасти, будто бы в себе, жрец сочетал сразу несколько сердец, сразу несколько порочных сознаний, источающих разную кровь, возможно, именно так выглядел дар его Бога, именно это было благословением Волка, который делит тела своих фанатиков, позволяя тем слиться с животными сущностями, стать одним целым с чуждым разумом и подчинить его себе. Ноги жреца обросли шерстью полностью, став волчьими, и только чудо помогало ему держаться на ногах, учитывая, как сложно было перемещаться на них. - Ты называешь ложным Богом того... Кто был первым из двух. Ты восхваляешь того, кто был смертен... Ваша вера это ложь, Он говорил мне об этом долгие века, и я убедился в этом, когда даже дети повторили Ложь этого презренного пса... Знай же, хоть перед смертью услышь правду. Мириан не бог! Он лишь шавка, убившая моего господина... И забравший его имя. Нет никаких Близнецов, Рихтер... Только презренные лжецы, недостойные ни своего имени, ни чести. - Взгляд жреца уставился на меня, пронзительно вглядываясь в зрачки, в самую глубь души... Так же, как это делали Годрик и Аколит, но сейчас, я смогла дать отпор, закрыв от взгляда душу и мысли. Полный крови зрачок моргнул, на лице заиграл животный оскал, блеснули клыки, столь неправильные, что даже организм отвергал их, не принимая за свои. Из-за остроты и длинны, кончики рвали кожу десен, заставляя тех кровоточить. - Тюремщица.. Ты темна в душе, ты знаешь, что они не способны защитить от демонов, что люди слабы без помощи и нуждаются в защите. Лизистрия Рихтер... Осознаешь ли ты, что просто игрушка в их руках? Они лишили тебя даже собственно лица, думаешь, просто так? Мы сражались против всего мира... Потому что он заслужил смерти, и ты тоже поймёшь это, господин рассказал мне твою судьбу.
Он не дал выбора, не дождался ответа, не вступил в разговор. Это был обман, он отвлек нас, заставив поверить, что в нём осталось хоть что-то, способное вести диалог, мыслить и созерцать. Но разумеется, этого нельзя было ожидать от подобного создания, нужно было бить, как только тот появился перед нами. Ошибка... Которую больше, я не смею допустить никогда. Закончив монолог, который казался последним, что он собирался произнести в своей жизни, жрец сжал свои руки, разрывая плоть ладоней и пуская новую кровь, на этот раз, багряную. Оглянувшись, он бросился вперед, пользуясь тем, что мы оказались под влиянием его слов, на секунду замерев. Несмотря на то, что жрец назвал тюремщицей именно меня, целью он выбрал Гвин, осознавая, что она неподвластна его песни, а я... Смогу без труда пасть, лишившись защитника. Потому, не взирая на опасность, я тут же встала рядом с девушкой, продолжая держать в руках факел, который сейчас оставался по-прежнему нашим единственным источником по настоящему яркого света. Гвин приготовилась к бою, скрестив кинжалы перед собой и ожидая, что предпримет стремительно приближающийся противник, который так отчаянно рвался к нам, передвигаясь на четырех ногах и оставляя на плитах следы от когтей, она читала молитвы, которые слились в унисон с моей. Прыгнув на Гвин, жрец получил нашу совместную контратаку. Заскрежетали клинки и когти, я оказалась рядом со жрецом, который опустился около Гвин, удары по ней. Девушка кивком приказала мне двигаться вперед, обходя его со стороны, сама оставшись на месте, жрец продолжал наносить по ней остервенелые удары коглями, схлестнувшись с Гвин в борьбе когтей и стали. Его удары высекали из оружия Гвин искры, когти скрестились с лезвиями кинжалов, продавливая девушку и оставляя на ее оголенных кистях тонкие, неровные раны, которые тут же начали кровоточить. В тот же момент я вонзила лезвие кинжала в бок жреца, провела вперед, прокрутила и выдернула, оставляя рану