— А ты заткни пасть, спагетти-головый! У этого мудака есть собственный рот, значит, он и сам может мне ответить. Он понимает, что произнёс. А значит, понимает, что назвал меня чёртовым клоуном.

— Нет-нет, я лишь хотел сказать, что ты… смешной, — пошёл на попятный Чагнар Фагн, но поздно осознал, что только подлил масла в огонь.

— Смешной? Я — смешной? — прищурился Ктулху, вытаскивая револьвер калибра.38. — А хочешь, разыграем комедию прямо здесь, кретин? Хочешь, посмеёмся вместе, мудак?

И прежде, чем кто-то успел его остановить, Ктулху нажал на спусковой крючок. Шесть раз. Шесть путь пробили огромную голову Фагна, и он замертво упал на пол.

— Господь милосердный! — воскликнула Шуб-Ниггурат, выхватывая револьвер из руки Ктулху. — Да что с тобой?! Кто ты, чёрт возьми? Грёбаный психопат? Да? Вот, значит, кто ты?

Ктулху оттолкнул её.

— К чёрту его. Меня достал этот мерзкий кретин с головой слона. Размахивал своим хоботом, как девственник — членом.

— Ага, — кивнул Чёрный Цатоггуа.

— А тебя кто-нибудь просил вставлять свои пять копеек? — огрызнулся Ктулху. — Избавься от этого мусора. Вынеси куда-нибудь.

— Ага, — снова кивнул Цатоггуа и потащил тело.

Дагон упал на четвереньки, тяжело дыша.

— Ой, как колет в животе… Наверно, это аппендикс… О Боже…

— Заткнись, — бросил Ктулху. — У тебя нет аппендикса. Ни аппендикса, ни яиц.

В комнате наступила полнейшая тишина. Такая плотная, что, казалось, её можно резать ножом. Никто не двигался. Никто не произносил ни слова. Ктулху окинул взглядом помещение. Никто не рисковал встречаться с ним взглядом.

— Ой, да ради всего святого! Что вы такие поникшие? Этот кретин был не нашего поля ягода. Чёрт, да даже те писаки не упомянули его ни в одном рассказе! Парень явно не принадлежал к нашей компании.

Шуб-Ниггурат была недовольна. Она изо всех сил старалась удержать свою человеческую форму, но та стиралась, как старый ковер — Шуб-Ниггурат клубилась чёрным туманом; если прислушаться, можно было услышать стук её копыт и увидеть рога.

— Ты не можешь стрелять в людей, когда тебе вздумается, — произнесла она, наконец, с трудом сдерживая ярость.

— Каких людей? — хмыкнул Ктулху. — Ты про этого идиота с головой слона? Да кто ты вообще такая, чтобы указывать мне, что делать? Ты, вонючая куча козьего дерьма?

— Хватит, — произнёс Отец Йиг.

Дагон схватился за пузырёк с таблетками, бормоча что-то про мигрень.

— Да ладно, пусть идёт, — обиженно произнесла Шуб-Ниггурат. — Пусть делает, что хочет. Может, Старец снова заточит его на том острове, и мы навсегда от него избавимся.

Ктулху собрал всю волю в кулак, чтобы не броситься на неё прямо сейчас. И никакой стоящий между ними стол не стал бы для него помехой. Если бы у него было ружьё, он бы застрелил её на месте. Если бы у него был нож, то уже к вечеру возле его камина красовался бы красивый коврик из кое-чьей шкуры.

— Послушай, тупая ты сука: я единственный, кто здесь работает, ясно? Пока ты кормишь тысячу своих приблудышей грудью, я зарабатываю деньги. Именно я держу на плаву всё наше семейство. Или у кого-то есть другие мысли по этому поводу?

Других мыслей не было. Ни у Отца Йига, ни у Шуб-Ниггурат, ни у Азатота, ни у Ктугха, ни у Ран-Тегота, ни у Ниогты. Они не сказали ни слова. Ведь они действительно забыли, кем были когда-то. Приспособились к новому миру. Проблема была в том, что Ктулху не желал приспосабливаться. Все это видели.

Он жаждал вернуть прежние деньки, и все понимали, что это не приведёт ни к чему хорошему.

8: Другие Боги — уважаемые люди.

— Несколько человек решили взбунтовать в Сок-сити, — сказал Ньярлатотеп Старцу — Йог-Сототу. — Сначала с ними возникли небольшие трудности, но парни, которых я послал, всё уладили. Теперь там мир и спокойствие.

— Отлично, — кивнул Йогги. — Так и должно быть. А что по поводу нашего другого дела?

— Какого дела?

— О котором мы с тобой тогда говорили.

— А, ты про Кингспорт?

— Нет-нет-нет, — замотал головой Старец. — О другом деле.

— А, о Ктулху?

— Да, о нём, родимом. Как он?

Ньярлатотеп закурил сигарету.

— Я поговорил с ним про его горячую голову и ковбойские замашки. Приказал успокоиться и взять себя в руки. Ктулху сказал, что постарается.

— Он хороший мальчик.

— Я сказал, что на первый раз мы закроем глаза на его разборки с Чагнаром Фагном, но больше пусть поблажек не ждёт. Если он продолжит убивать направо и налево, то закончит в бочке на дне Тихого океана, как прежде.

Старец затянулся сигарой. Гаванские. С густым, насыщенным ароматом. Только никакой аромат не способен был заглушить вонь, исходящую от самого Йог-Сотота — словно компостная куча в лагере смерти.

— Мы же не хотим, чтобы из-за этого мальчишки у нас были неприятности? Он должен взять себя в руки. Бедный безумный мальчик…

Чёрный Фараон лишь кивнул, сбрасывая сигаретный пепел в мраморную пепельницу.

— Настоящий ковбой на диком-диком западе… Он может устроить кучу проблем.

— Плевать, — махнул рукой Старец.

9: Неадекватная Криминальная Семья.

Тем вечером все жуткие парни сидели в клубе: пили, курили, играли в карты и ели гамбургеры. Только Ктулху не сидел вместе со всеми. Он занял место за барной стойкой и потягивал виски прямо из бутылки, как младенец — молоко из материнской груди. Он уже вдохнул одну дорожку, а наверх закинулся экстази. В голове его клубился радужный шум, и Ктулху с каждой минутой становился всё уродливее и уродливее, как борец сумо, решивший станцевать стриптиз.

В клуб вошёл Дагон и, посматривая на часы, присел за стойку. Все видели, что у него красные глаза. Он вытащил из кармана таблетницу и открыл крышку. Дрожащими руками закинул в рот две таблетки «Прозака», затем — две «Дарвоцета» и запил всё порцией виски «Джим Бим».

Отец Йиг, Ктугха, Азатот и Тёмный Хан, игравшие в карты, сделали вид, что ничего не заметили. Они знали, что с Дагоном последнее время было сложно. У него были проблемы. Они не знали, какие именно; не хотели знать.

— Ты чёртова развалина, — поморщился Ктулху. — Проклятый ипохондрик.

Дагон бросил на него язвительный взгляд.

— Ты и представить себе не можешь, как мне хреново.

Ктулху повернулся к нему лицом и взмахнул рукой.

— Ты и представить себе не можешь, как мне хреново, — передразнил он высоким фальцетом. — Чёртова баба. Давай, будь мужиком! Разберись с собственным дерьмом. Ну, давай! Пойдём на танцпол, снимем по паре-тройке шлюх и устроим вечеринку, как в Средние века!

— Я не могу, — выдавил Дагон.

— Почему нет? Спешишь домой делать маникюр? Или брить