северной стороны долины, и Лю Синь чувствовал все бо́ льшую и бо́ льшую растерянность. Во-первых, это самое безопасное направление, до большой залежи отсюда было не менее километра. Во-вторых, Айгул тащил его вверх по склону холма, а огнезащитное кольцо оставалось намного ниже. Что тут могло приключиться? Когда они оказались на вершине, Лю Синь открыл было рот, чтобы спросить, но не успел – Айгул показал в другую сторону, еще дальше. У Лю Синя отлегло от сердца, и он усмехнулся чрезмерной мнительности своего пожарника. Как раз в той стороне, куда указывал Айгул, находилась шахта, а между холмом, где они находились, и следующим лежал зеленый луг, куда сбегал ровный склон. Вид казался совершенно безмятежным, особенно лужайка, но, присмотревшись, Лю Синь все же разглядел, что первое впечатление оказалось обманчивым: на одном почти идеально круглом пятне трава была темнее, чем вокруг, и заметить это можно было, только тщательно всмотревшись. Сердце у него оборвалось, и они с Айгулом побежали вниз, к этому темному пятну.

Добравшись туда, Лю Синь увидел, что трава пожухла и полегла на землю, но не засохла, а как будто сварилась. Он упал на колени и прижал руки к земле – почва была ощутимо теплой. А посреди круга в свете восходящего солнца он увидел вьющуюся струйку пара…

Сразу же начали экстренно бурить множество скважин, запустили в них больше тысячи «земляных крыс», и в конце концов Лю Синю пришлось признать ужасный факт: огонь перекинулся на главную залежь. Масштабы пожара на данный момент были неизвестны, поскольку максимальная скорость «крыс» под землей составляла около десяти метров в час. Однако очаг возгорания находился намного глубже экспериментального пласта, и тот факт, что его тепло дошло до поверхности земли, означал, что он действует довольно долго. То есть пожар, скорее всего, большой.

Странным было то, что экспериментальный пласт и большую залежь действительно разделяла тысяча метров земли и камня и эта преграда оставалась целой и невредимой – пожар разгорелся по другую сторону километрового природного брандмауэра, и кто-то даже высказал предположение, что этот огонь возник независимо от эксперимента. Но это был столь явный самообман, что даже автор идеи не поверил в нее. Ну а поспешные исследования помогли той же ночью установить истину.

От экспериментального пласта отходило восемь тоненьких – с полметра в узких местах – ленточек угля. Такие прослойки и впрямь очень трудно обнаружить. Пять из них обрубила противопожарная стена, но остальные три уходили вглубь и прошли под ее нижним краем. Две благополучно завершились в толще породы, а вот последняя протянулась на весь километр и соединилась с главной залежью. Все эти нитки представляли собой заполненные углем разломы в земле и имели многочисленные выходы на поверхность, через которые поступало вполне достаточно кислорода для горения. И ничтожная ниточка, связавшая экспериментальный пласт и залежь, сработала как бикфордов шнур.

Ни одна из этих прожилок не была отмечена в документах, которые представил Ли Миньшэн, да и вообще угольная геология практически не упоминала такие длинные и узкие ленты. Мать-природа сыграла одну из столь любимых ею жестоких шуток.

– Мне некуда было деваться. У моей дочки уремия, и ей необходим постоянный гемодиализ. Этот проект обещал позарез необходимый мне заработок, и поэтому я не стал достаточно настойчиво возражать против твоих намерений… – Ли Миньшэн был бледен и упорно не смотрел Лю Синю в глаза.

Через сутки, так же рано утром, они стояли втроем на холме между двух подземных пожаров. Весь луг между холмом и шахтой был темно-зеленым, и на этом фоне выделялся бледно-желтым вчерашний круг пожухлой травы. Поднимавшийся от земли пар затуманивал вид недалекой шахты.

– Моя бригада из Синьцзяня с кучей снаряжения уже приземлилась в Тайюане и скоро будет здесь. Сюда спешат отряды со всей страны. Огонь, судя по всему, сильный и быстро распространяется.

Лю Синь долго молча смотрел на Айгула и в конце концов проговорил чуть слышно:

– Ты сможешь укротить его?

Айгул покачал головой.

– Тогда скажи хотя бы: надежда есть? Если запечатать всю вентиляцию или подать много воды и просто залить огонь…

Айгул снова покачал головой.

– Я занимаюсь этим всю жизнь, но подземный огонь все так же продолжает поджаривать мой город. Я уже говорил тебе, что по части подземного огня ты несведущ, как ребенок. Ты просто не знаешь, что это такое. Подземная глубина увертливее змеи, зловреднее призрака. И если она что-то решила, смертным не остановить ее. У нас под ногами невесть сколько высококачественного антрацита, который этот дьявол вожделел миллионы лет. Теперь ты освободил его и дал ему неограниченную силу и энергию. Этот пожар будет в сто раз страшнее, чем у меня в Синьцзяне!

Лю Синь схватил невысокого уйгура за плечи и встряхнул:

– Я тебя не о том спрашиваю! Скажи мне – есть надежда? Сколько у нас шансов? Умоляю!

– Ноль, – ответил Айгул и в очередной раз покачал головой: – Доктор Лю, в этой жизни тебе не удастся отмолить свои грехи.

* * *

Чрезвычайное совещание устроили в здании шахтоуправления. Участвовали в нем, естественно, и директор, и начальники всех пяти шахт, и ведущие инженеры, и группа перепуганных чиновников из города, включая мэра. Прежде всего утвердили штаб чрезвычайной ситуации. Его возглавил директор шахтоуправления, а в состав вошли, помимо прочих, Лю Синь и Ли Миньшэн.

– И инженер Ли, и я сделаем все, что в наших силах, но напомню, что мы с ним преступники, – сказал Лю Синь. Ли Миньшэн сидел неподвижно, понурив голову.

– У нас не суд, и времени на следствие нет, – ответил директор. – Надо действовать и не отвлекаться на раздумья. Знаешь, кто это сказал? Твой отец. Давным-давно, когда я был механиком в его бригаде, я пропустил мимо ушей его указание и, чтобы увеличить выработку, расширил полосу проходки. В результате в лаву хлынула вода, и мы, больше двадцати человек нас было, оказались заперты в тупике. Фонари погасли, а зажигалкой чиркнуть никто не решался, боясь, во-первых, что в воздухе уже накопился газ и, во-вторых, что так они очень быстро изведут оставшийся кислород, потому что вода полностью перекрыла изгиб штрека. И, естественно, вокруг полная темнота, такая, что ладоней перед лицом не видно. И тут твой отец мне и говорит, что помнит: над нами проходит другой штрек и промежуток между ними совсем не толстый. А потом я слышу, что он начал колотить обушком по потолку. Тогда для нас отбойные молотки еще были в новинку, мы работали, как в старину, кирками. Мы все сообразили, чем он занят, и тоже принялись вслепую долбить потолок. Кислорода в воздухе быстро убавлялось, у нас головы начали кружиться, грудь перехватывать. И конечно же, тяжело было