Кончину ее нельзя было назвать мирной. Лицо ее выражало скорее решимость, чем покой. Когда начнется трупное окоченение – а начнется ли оно в этой пародии на реальность, – лицо застынет и покажется отчаянным. Подбородок женщины казался твердым, челюсть жесткой, носолобный угол почти отсутствовал, а ноздри были широкие и плоские, как у кошки. Челюсть, брови и глаза что-то напоминали Харроу.

Из-под оранжевого воротника торчало что-то серое, сильно выделявшееся на мертвой коже. Харроу присела и пальцем подцепила эту вещицу. Это оказалась тонкая цепочка. Харроу потянула сильнее и вытащила ее целиком: плоские металлические звенья, никаких подвесок, кроме плоского стального жетона в палец длиной. Она перевернула жетон. На обратной стороне красовалось одно-единственное слово:

Вспомните.

– Преподобная дочь, – вежливо сказал Нониус.

Она встала и повернулась к нему. Древний призрак ее Дома выглядел черт знает как. Он вернул рапиру и кинжал в ножны, но лицо и шею его покрывала стремительно засыхавшая кровь, местами прочерченная дорожками пота. Темные глаза налились кровью, волосы перепутались, разбитая губа распухла. За собой он оставлял липкие красные следы.

– Остались ли враги у тебя? Стремится ли кто-то вред тебе причинить?

– Если и да, то мне об этом неизвестно. Пент, ты чувствуешь какие-то следы чужого присутствия?

– Твоя душа снова принадлежит тебе, но мне кажется, что у призрака осталась физическая точка опоры на той стороне. Победа здесь не уничтожила его там. Единственный надежный способ изгнать призрака – уничтожить физический якорь, пока призрак не успел его покинуть. Неодушевленное можно уничтожить, трупы тоже, если удалить мозг. Но, Харроу, у нас есть и другие проблемы.

Шлепки кусков плоти об пол уже стали фоновым шумом. Но дом Ханаанский вдруг вздрогнул – не громко и свирепо, а как-то очень скромно, хотя большая часть его фасада отвалилась. С потолка посыпалась клубами пыль, мягко поблескивая в свете белых, мигающих ламп. Все смотрели на эту пыль с тревогой разной степени, кроме Абигейл, которая что-то мрачно предвкушала.

– Слушайте все. У нас мало времени, пузырь деформируется, – быстро сказала она. – После множества разных переходов возникло слишком много точек, где он не согласуется сам с собой.

– Очередная перестановка? – спросил Магнус. – Начнется новый сценарий?

– Нет, – ответила его жена. – Воспоминания… выровнялись, захватчик изгнан. Моллюска больше не тревожит песчинка, которую он мог бы сделать жемчужиной. В зависимости от того, что происходит снаружи… все эти внешние факторы приведут к естественной кончине пузыря. Нам, призракам, нужно вернуться в Реку – иначе душа Харроу может нас поглотить или изгнать.

Снова раздался низкий гул и далекий, довольно музыкальный грохот, с которым очередная стена медленно сложилась и превратилась в кучу мусора.

– Если я исполнил долг перед тобой и Домом, меня призывает другой. Древний долг, который я хочу выплатить, – вдруг сказал Нониус. – Могу ли я покинуть эти залы с твоего благословения, моя госпожа?

– Долг? – поинтересовался Ортус с нажимом.

– Жуткая тварь идет по Реке, король всех чудовищ. Противник и союзник сражается с ним в одиночку, и я не готов уступить ему славу за победу в таком невозможном бою. Отпусти меня помочь ему.

Ужасное осознание поразило Харрохак в самое сердце. Она пробыла тут, как казалось ей самой, так долго, что совсем забыла о жутких проблемах настоящего. О реальности, которая все еще существовала, о том, что она сама все еще жива, вопреки своим последним осознанным воспоминаниям. Король всех чудовищ в реке. А еще хуже было понимание того, что она проиграла битву длиной в десятилетие.

– Ты имеешь в виду ликтора, – сказала Харроу. – Ты правда сражался с ликтором.

– С третьим из святых, что служит десницей Императора Неумирающего, – подтвердил он. И, на тот случай, если она чего-то не поняла, добавил: – С тем святым, что носит имя долга.

– Почему он сражается один? – спросила она. Паника, показавшаяся какой-то далекой, поползла по позвоночнику. – Где Августин и Мерси? Где Ианта?

– Я не знаю этих имен. Даже его имя от меня скрыто. Мы встретились очень давно, и я сразился с ним.

Харроу очень старалась не смотреть на Ортуса. Он оказался достаточно великодушен, чтобы ничего не сказать, но если бы он посмотрел на нее хотя бы с намеком на самодовольство, она бы пнула его по лодыжке.

Грохот наверху стал громче.

– Но ты наполовину мертв, – сказала Харроу. – Зверь Воскрешения пугает призраков…

– Я не наполовину мертв. Я просто мертв, вот и все. Но я не боюсь. Эта битва закалила меня и пробудила мои чувства. Я, если тебе угодно, размялся… хотя я понимаю, что это не идеальное слово.

– Я пойду с тобой, – сказал Ортус.

– И я, – вдруг добавил Протесилай.

– Ортус, – ответила Харроу. – Нет. Ты не представляешь, о чем говоришь. Зверь в Реке – это душа мертвой планеты, явившаяся, чтобы уничтожить императора. Если ему противостоит только один ликтор… он уже мертв, Нигенад.

Ничего более неудачного она придумать не могла. Он сверкнул глазами:

– Я всю жизнь прожил в страхе, госпожа моя Харрохак. Я не стану бояться в смерти. Я понял, что я больше не боюсь ничего… ни смерти, ни законов, ни чудовищ. Я пойду в наступление, пока я не успел передумать и снова стать трусом. Даже если я смогу только наблюдать, отпусти меня. – Заметив, как она ошеломлена, он тихо добавил: – А что мне еще остается, Харроу?

Она поняла, что удерживать его бесполезно. Испуганный Ортус был чрезвычайно упрям. Очевидно, храбрым он стал еще хуже. Она не знала, что сказать? Поблагодарить его? Сейчас? Сердечно попросить никуда не лезть и не тратить свой призрачный адреналин на тварь, которую он в принципе не мог понять?

К этому моменту уже заговорила более тактичная Пент:

– Я искренне верю, что Реку можно пересечь, Нигенад. Пойдем со мной и Магнусом. Вместе мы поможем Жанмари и Исааку…

– Если путь на другую сторону есть, вы его найдете, – спокойно сказал он. – Я счастлив, что в своей недостойной смерти встретил вас. Я напишу «Пентиаду». Это будет не длинная поэма… даже очень короткая, если Харроу права. Мое сердце зовет меня уйти с героем моего Дома и с героем Седьмого дома.

– Я счастлив буду сражаться с тобой плечом к плечу, Ортус Нигенад. Никогда больше я не стану сомневаться в воле Девятых, – сказал невероятно занудный герой Седьмого дома, кашлянул и продекламировал: – В бурю дерево радо корням, а не ярким цветам.

– Хорошо сказано, – заметил Ортус.

– Это из моего длинного стихотворения, – признался Протесилай.

– Я тоже пойду, – сказала лейтенант Диас из-за их спин.

Все повернулись к ней. Раненой рукой она все еще держала рапиру. Харроу заметила, что рукоять примотана к перчатке проволокой, чтобы рапира не выпала из пальцев. Грязная, измазанная кровью Диас была совершенно спокойна.