А потом он начал двигаться. Он вытворял такое, чего Харроу никак не ожидала от человека. Казалось, что гравитация действует на него по-другому. Его движения не были торопливыми или нервными. Он вложил все в один-единственный прекрасный удар, и из Спящей потекла кровь. В ее костюме уже зияли несколько дыр, и все они были красны.

Но она не остановилась и не замедлилась, и постепенно это начало его выматывать. Нониус всегда уставал в долгих боях. В книгах с первой по четвертую ему не находилось достойных соперников, все враги умирали от одного его взгляда, но потом Ортус счел необходимым добавить описание длинных дуэлей между своим божеством и несколькими именитыми и достойными противниками. Если враг задевал Нониуса, это почти гарантировало, что он продержится еще не меньше десяти страниц, пусть даже большую их часть составляли разговоры.

Спящая обрушила свою дубинку на череп Нониуса с силой, достаточной, чтобы его расколоть. Нониус увернулся и пнул ее в колено, заставив потерять равновесие, и воспользовался этим, чтобы царапнуть ее по бедру кончиком рапиры. Кровь закапала на пол. Когда он встал обратно в стойку, Харроу заметила, что одежда Спящей изменилась. Ярко-оранжевый защитный костюм каким-то образом стал волокнистой дуэльной броней, такой же, как на Нониусе, с подбитой кирасой с несколькими окровавленными разрезами и плексо-амальгамными поножами. Цвет остался прежним, тревожно-оранжевым, и эффект получился интересный. Простой капюшон, закрывающий лицо, превратился в странную изогнутую маску золотого цвета. Она изображала горделивое лицо с крючковатым носом и щелями глаз. Не изменились только нож и дубинка.

Озадаченная Харроу огляделась и поняла, что комната тоже меняется. Она по-прежнему осталась девятиугольной, с дверями в каждой стене и саркофагом посередине, но прямоугольные индустриального вида проходы превратились в роскошные церемониальные арки. Темные металлические панели стали темными каменными блоками, удивительно знакомыми на вид. Пол с кольцом свечей и остатками диаграммы все еще оставался металлическим. Плитки подернулись льдом. Часть розовых нитей все еще свисала со стен, но местами они исчезли вместе с табличками, которые они загораживали. В углу между двумя арками теперь висело потрепанное черное знамя с белым Безротым черепом. В Дрербуре никогда не было такого зала, но это все еще, безусловно, был дрербурский зал.

Самим нашим присутствием в Реке мы на краткие мгновения проявляем пространство из непространства.

Борьба за власть из-за кулис перетекает на сцену.

Она снова действовала и соображала слишком медленно. Спящая не могла использовать огнестрельное оружие, потому что в «Нониаде» не было огнестрельного оружия. Ортус презирал его: даже безымянные вражеские солдаты, с которыми сталкивался Нониус, всегда были вооружены копьями или дубинками. Как раньше сила ненависти Спящей превратилась в невозможную способность противостоять некромантии Харроу, силу проламывать сплошные стены и превращать конструкты в пыль голыми руками, так теперь преданность Нониуса Девятому дому, преломленная сквозь призму безумных стихов Ортуса, отменила правила Спящей. Она с ужасом поняла, что даже раны соответствуют тексту: всякий раз, когда Нониус встречал серьезного противника, оба всегда картинно истекали кровью из страшно выглядящих, но не слишком опасных ран. В одном важнейшем поединке в девятой книге Нониус и рыцарь противника сражались целый час, постоянно истекая кровью, а в конце просто пожали друг другу руки и обменялись высказываниями о доблести – а вовсе не о лечении гиповолемического шока.

Спящая перехватила контроль над памятью Харроу, над историей о доме Ханаанском, которую ее мозг рассказывал сам себе, и использовала ее для партизанской войны против Девяти домов. Теперь Матфий Нониус – точнее, версия Матфия Нониуса, созданная Ортусом Нигенадом – пытался превратить происходящее в эпическую поэму.

Получалось у него не идеально. Пространство менялось. Пока Харроу наблюдала, пол под ее ногами начал мерцать, превращаясь в плиты из полированного черного камня. Но потом камень растаял, так же быстро, как появился, и вернулись металлические плитки. Спящая ударила дубинкой Нониуса в лицо, заставив его покачнуться, и резко выбросила вперед руку с ножом, целясь в живот. Он отвел нож в сторону основанием клинка, но не слишком удачно. Спящая сумела ударить его коленом в бок и резануть кончиком ножа по правой руке. Нониус отбросил ее и вернулся в стойку.

Они замерли, тяжело дыша. Кровь ясно виднелась на причудливой оранжевой броне, струйки вились по рыжему, распускаясь красными цветами. На черной коже кровь была хуже заметна, но пол у ног Нониуса покрывали красные пятна. Золотая маска Спящей осталась безупречной, а на лице Нониуса красовался длинный порез.

– Редко сражаться жестоко мне доводилось. Ты словно сотня других, недостойных, – произнес он именно то, что должен был произнести.

– Ты неплох, но ты просто очередной гребаный зомби, – ответила она, чего Харроу совсем не ждала. Даже без дыхательной маски голос оставался хриплым и невыразительным.

– Кому ты служила при жизни, чьи знамена носила? – спросил он. Нониус всегда проявлял нездоровый интерес к людям, пытающимся его убить. – Почему ты мне враг?

– Я всегда служила мести, – ответила Спящая. – Мои знамена… черт, я не собираюсь так разговаривать!

– Гордо спускайся в Реку. – В его голосе послышалась искренняя грусть. – Возвращайся в бурные воды. Жалко губить мне…

Она стремительно бросилась на него. Дубинка врезалась в рапиру, Спящая ударила ножом снизу вверх, целясь в горло, но, почти достав Нониуса, она повернула клинок в руке, и его кинжал поймал только воздух. Рукоять ножа ударила его под подбородок, заставив запрокинуть голову. Длинная тонкая струйка крови выплеснулась изо рта и зависла в воздухе на целых полсекунды. Он уже падал, но его кинжал преодолел расстояние между ними и попал ей в ребра, прочертив длинную красную полосу.

Харроу видела, что на другом конце зала Дульси Септимус пытается выйти в дверь. Ее рыцарь, который стоял, опираясь на косяк, протянул руку и поймал ее. Она возмутилась. Он взглянул на Ортуса, и они обменялись угрюмыми солдатскими кивками.

– Септимус отлично придумала, – прошептала Харроу. – Если сейчас я подниму конструкт, как можно ближе к Спящей, сзади… Диас не так сильно ранена, и у нее осталась рапира…

– Нониус сражается в одиночку, – с трудом сказал Ортус.

– Нигенад, ты понимаешь, что это не совсем стихи?

– Ты видела, что случилось с ружьем. Здесь действуют правила, Харрохак. Я уверен, что мы проиграем, если нарушим их.

Харроу закусила губу. Чем грубее и ожесточеннее становился бой, тем очевиднее делалось превосходство Спящей. Нониусу не хватало места, чтобы как следует действовать рапирой. Он постоянно держал ее очень близко к телу, она служила скорее щитом, чем безжалостным скальпелем, каким должна была быть. Пол между сражающимися превратился в лужу крови, в которой скользили ноги. На глазах у Харроу Нониус сделал что-то хитроумное кинжалом, далеко отбил удар Спящей, она на мгновение потеряла равновесие и отступила на шаг, освободив рапиру. Он приготовился к выпаду, но Спящая обрушила дубинку ему на локоть с безжалостной силой мясника, отбивающего бифштексы. Нониус вскрикнул в голос, и черная рапира Дрербура упала на пол из разжавшихся пальцев и зазвенела. Спящая подошла ближе, откинула голову и ударила его лбом, скрытым золотой маской, в незащищенное лицо. Послышался жуткий треск.