Шрифт:
Закладка:
С своей стороны, соответственно начиненный в Петербурге, Извольский, поддерживаемый Ванновским, первоначально, по-видимому, тоже стал на ту точку зрения, что нам нет надобности считаться с японскими притязаниями, так как отстоять их при помощи оружия они не в состоянии. Однако к осени 1901 г. разобрался в истинном положении вещей и Извольский. Возобновивший с ним переговоры маркиз Ито продолжал указывать на необходимость для Японии дать части ее населения выход в ближайшую к ней часть Азиатского материка и необходимость для нее соглашения по этому поводу либо с Россиею, либо с Англиею.
В этих видах японское правительство в октябре 1902 г. решило послать маркиза Ито в Европу, причем первым его этапом должен был быть Петербург, а вторым, в случае его неудачи переговоров с русским правительством, Лондон. Обстоятельство это побудило Извольского обратиться к министру иностранных дел гр. Ламздорфу с подробным и весьма убедительным письмом, в котором он указывал, что для России наступила последняя возможность мирно сговориться с Японией и что при отсутствии такого сговора война с этой державой в более или менее близком будущем станет неизбежной, причем война эта будет тяжелая.
Пока наши дипломатические представители в Японии волновались и били тревогу, Петербург продолжал оставаться в блаженном спокойствии. Не внял Ламздорф предостережению Извольского, не внял и Куропаткин донесениям Вогака, не перестававшего с переводом в Китай следить за нарастанием японской военной силы и доносить, что Япония деятельно готовится к войне и что воинская ее мощь весьма значительна. На одном из таких донесений Куропаткин положил даже весьма резкую резолюцию в том смысле, что Вогак сообщает явный вздор. Объяснялось это, впрочем, тем, что Вогак был в близких отношениях к Безобразову и поддерживал его точку зрения о необходимости увеличить численность наших войск на Дальнем Востоке. Соответственно с этим настроением глав наших дипломатического и военного ведомств прибывший в ноябре 1901 г. в Петербург маркиз Ито был встречен нелюбезно и ни к какому соглашению прийти, конечно, там не мог.
Словом, Петербург в лице не только Витте, но и министров военного и иностранных дел продолжал пребывать в уверенности, что воевать с нами Япония не отважится, а если отважится, то будет легко разбита.
Все эти лица, очевидно, совершенно не оценивали той разницы, которую представлял для нас и для Японии дальневосточный вопрос. Для нас обладание Маньчжурией имело третьестепенное значение, а проникновение в Корею — лишь способ защиты той же Маньчжурии. Оно могло быть оцениваемо только как некоторое колониальное расширение, могущее быть использовано лишь в более или менее далеком будущем. Для Японии, наоборот, это был вопрос жизненный, и борьба здесь имела характер глубоко национальный. Соответственно этому Япония сосредотачивала на этом вопросе все свое внимание, наше же правительство среди множества иных бесконечно сложных вопросов обращало на него лишь мимолетное внимание, причем связывало его с той борьбой личных влияний, которая велась вокруг государя. В этом вопросе многих гораздо больше интересовало, кто возьмет верх в той возгоравшейся борьбе, нежели самый исход корейско-маньчжурского предприятия.
Иначе смотрела на соперничество, возникшее между Россией и Японией, Англия. Она сразу поняла ту выгоду, которую она может извлечь из вовлечения России в открытую борьбу с Японией. Ввиду этого приехавший в Лондон из Петербурга маркиз Ито был встречен там с исключительным почетом, и ему не стоило труда войти с английским правительством в соглашение, в силу которого Англия обязывалась помочь Японии своим флотом в случае войны с двумя державами.
Соглашение это, заключенное 30 января 1902 г., обеспечивало Японии в случае войны с Россией, что либо она будет иметь дело с ней одной, либо, если бы Россия заручилась содействием другой державы, например, Франции, она будет иметь союзницею могущественную морскую силу Англии.
Для Японии это обстоятельство было решающим. Опираясь на него, война с Россией в случае дальнейшего ее противодействия японским планам проникновения на Азиатский материк была предрешена уже в начале 1902 г. и составляла, таким образом, лишь вопрос времени.
Соглашение с Англией обеспокоило наши правящие сферы. Мы решаемся умерить наши притязания на Дальнем Востоке. Заключенным 26 марта 1902 г. соглашением с Китаем мы обязываемся очистить в годичный срок от наших войск Южную Маньчжурию, а в 18-месячный срок, т. е. к 26 сентября 1903 г., эвакуировать и всю Северную Маньчжурию.
Принимается это решение вопреки всем стараниям Безобразова, влияние которого в это время не сказывается.
Однако в этом состоянии относительного спокойствия дальневосточный вопрос пребывает лишь до осенних месяцев того же 1902 г., когда вмешательство Безобразова во все дела, касающиеся нашего положения на берегах Тихого океана, вновь принимает весьма решительный характер и даже облекается в фантастические предположения[378].
Именно с этого момента борьба между министрами и Безобразовым принимает открытый характер. Куропаткин, Витте и Ламздорф объединяются для противодействия влиянию и планам этого авантюриста.
Министры эти, а среди них в особенности Куропаткин, стремятся убедить государя перенести центр внимания с Дальнего Востока на Запад, где уже собирались к тому времени, на почве вечного Македонского вопроса[379], грозовые тучи. Куропаткин указывает, что наша дальневосточная политика вместе с подавлением боксерского движения обошлась уже в сумму свыше миллиарда рублей, не давши при этом никаких ощутительных выгод, и являлась лишь источником дальнейших расходов и убытков. Так, одна Восточно-Китайская железная дорога приносит нам, считая % на затраченный капитал, свыше 30 миллионов ежегодного убытка, а к этому надо еще присоединить содержание ее охраны, именуемой заамурской пограничной стражей, стоящей свыше 15 миллионов в год[380].
Мотивы у поименованных лиц для противодействия планам и влияниям Безобразова были, однако, разные. Куропаткин, стремясь к увеличению нашей военной подготовленности на западной границе, желает направить в эту сторону ограниченные средства, которыми располагает военное ведомство, и поэтому противится дальнейшему усилению нашей деятельности на Дальнем Востоке. Витте не желает выпускать из своих рук почти единоличное хозяйничанье во всех созданных им предприятиях в Маньчжурии и на Ляодунском полуострове, причем также стремится по возможности ограничить расходы казны на Дальнем Востоке. Наконец, Ламздорф опасается, что наша шумливая деятельность в Южной Маньчжурии и Северной
