Шрифт:
Закладка:
Увлеченный своей богатой фантазией, Безобразов составляет по этому делу обширную записку, которую ему удается через гр. Воронцова представить царю. В этой записке Безобразов стремится убедить Николая II приобрести концессию Бринера в личную собственность и тут же развивает обширный план ее использования. Происходит все это в марте 1898 г., т. е. как раз в то время, когда идут переговоры с Китаем об уступке нам Квантунской области с Порт-Артуром. Осведомленный об этих переговорах Безобразов в ярких красках рисует значение предлагаемой концессии в смысле превращения ее в живую связь между нашими дальневосточными владениями (Уссурийским краем) и вновь присоединяемою к империи областью.
Исходя из того положения, что приобретший концессию получает право на проведение по ней железнодорожных и телеграфных линий, Безобразов стремится прельстить государя мыслью о проведении железнодорожного пути через концессионную территорию в видах соединения наших дальневосточных владений с тем самым Порт-Артуром, к овладению которым государь в то время стремится. Линия эта должна была при этих условиях захватить лишь в малом своем протяжении Северную Маньчжурию, где она, по мысли Безобразова, должна была пройти через Гирин.
За это предложение, коль скоро останавливались на решении соединить рельсовым путем метрополию с Печилийским заливом, можно было привести в то время веские доводы.
Действительно, выбор того или иного направления железнодорожного пути, соединяющего наши дальневосточные владения с Порт-Артуром, предрешал всю нашу дальнейшую политику по отношению к народам желтой расы. Надо было в то время решить основной вопрос, а именно с интересами которой из двух держав — Китая или Японии — мы не будем считаться при установлении сухопутной связи Порт-Артура с метрополией, так как без нарушения интересов одной из них мы этой связи создать не могли. Правительство, в лице министров военного и иностранных дел, а в особенности министра финансов Витте, полагало, что для нас выгоднее не считаться с интересами слабого Китая, и потому остановилось на мысли провести железную дорогу через Маньчжурию. Интересы Японии, таким образом, нами не задевались, так как, по мнению названных министров, сосредотачивались они в Корее и ею ограничивались.
Безобразов был другого мнения. Он утверждал, что проведение нами рельсового пути по всей Маньчжурии, втягивая в сферу нашего влияния ее богатую южную часть, столь же неприемлемо для Японии, как и завладение нами на тех или иных основаниях Северной Кореей. Иначе говоря, Безобразов полагал, что установить сухопутную связь Сибири с Порт-Артуром без вызова к нам враждебных чувств не только в Китае, но и со стороны Японии мы вообще не можем. При таких условиях задача наша, по мнению Безобразова, сводилась к тому, чтобы провести предположенный железнодорожный путь по той местности, которую можно всего легче защищать от нападения Японии, и притом с наименьшим нарушением интересов Китая. Подобной местностью в его представлении являлась Северная Корея и именно та ее обширная часть, концессию на которую можно было легко приобрести. Горный хребет, отделяющий бассейны рек Ялу и Тумен в северо- восточной его части от Японского моря, в средней части от Корейского полуострова, а в юго-западной от Желтого моря, представлял естественную защиту концессионной территории от Японии в случае появления ее войск в Южной Корее. Хребет этот являлся, таким образом, первоклассной линией стратегической обороны почти по всему протяжению предположенной дороги в случае ее проведения в проектированном им направлении. Особенное значение придавал Безобразов при этом юго-западной части Северной Кореи, прилегающей к Ляодунскому полуострову. Здесь имеется горный проход, дающий легкий доступ из расположенной у Печилийской бухты приморской части Северной Кореи в занятую нами Квантунскую область. Занятием этого прохода мы будто бы совершенно преграждали пути японским войскам по направлению к Порт-Артуру. Что же касается Китая, то мы при таком направлении железной дороги проводили ее лишь в незначительной части Северной Маньчжурии, а посему Небесную империю не озлобляли. Одновременно он утверждал, что без усиления нашей военной мощи на Дальнем Востоке мы вообще не в состоянии охранить сухопутную связь Сибири с Порт-Артуром, ни со стороны Китая, ни со стороны Японии.
Весьма возможно, что в этом последнем отношении Безобразов был прав, но это должно было привести лишь к одному заключению, а именно, что мы вообще не в состоянии распространить нашего владычества ни на Маньчжурию, ни на Корею. Независимо от того, что значительное увеличение численности нашей армии было нам не по средствам, не соответствуя нашей экономической мощи, мы ее там фактически держать не могли. Действительно, откуда бы мы взяли достаточно многочисленный контингент лиц, который бы составил сколько-нибудь соответствующий своему назначению офицерский состав наших расквартированных в Северной Корее или Маньчжурии войск? Нищенские оклады содержания нашего офицерства в связи с медленностью прохождения военной службы вообще все меньше привлекали сколько- нибудь способных молодых людей на службу в наши армейские части. Но коль скоро служба в них была бы, кроме того, сопряжена с оставлением родины, с жизнью в некультурных условиях азиатского Востока, среди чуждого во всех отношениях населения, за тридевять земель от коренной России, то можно было быть уверенным, что охотники если и найдутся, то лишь такого умственного и морального уровня, который лишает их всякой возможности устроиться в самой России. Спрашивается, чего бы стоили войска, обучение и воспитание которых оказалось бы в таких руках[370].
Всего этого Безобразов и его присные, среди коих играл видную роль его двоюродный брат капитан 1-го ранга Абаза, совершенно не соображали, ибо вообще не принимали во внимание условий и интересов всей России, взятых в их совокупности, а лишь носились с мечтой о захвате нами новых огромных территорий. Попавшая им на беду корейская концессия совершенно затуманила в этом отношении их воображение. Как бы то ни было, но коль скоро местностью для проведения железнодорожного пути, связывающего Сибирь с Порт-Артуром, была избрана Маньчжурия, так жребий был уже брошен: весь дальневосточный расчет должен был быть построен на мирном сговоре с Японией. К этому стремились как Витте, так и министры военный и иностранных дел. Так, уже в апреле 1898 г. мы входим в особое соглашение с Японией, на основании которого уступаем в ее пользу завоеванное нами в Корее положение[371].
Признав за нею, в силу этого соглашения, преимущественное право на развитие в Корее промышленной и коммерческой деятельности, мы одновременно отзываем из Кореи наши офицерские инструкторские отряды, финансового советника при императоре и даже закрываем учрежденный нами там по форме
