Даже если бы очень захотел, Хром бы сейчас прочитать его не смог. Не исключено, что никогда уже не сможет.

– Не вижу я, Макс. – Он тоже шмыгнул носом, вытерся рукавом. – Ничего пока не вижу… Но про тебя и не надо. Я вот здесь, – он похлопал себя по груди, в которой впервые за свою тридцатку ощущал живое, не каменное сердце, – и так чувствую, что у тебя внутри.

Эпилог

Дядька еще долго допытывался у Хрома, куда же все-таки делся Шибанов, но Хром не знал, как ему объяснить. В поселке нашли его куртку и куски одежды, но ни тела, ни следов каких-то не нашли. Местный мэр отложил дело до весны, сказал, что как река вскроется и снег чуть сойдет, может, и найдется возмутитель спокойствия. Оставшиеся живыми по Машенькиной милости братки свалили сразу, пока их не успели взять за жопу, а Дядька все продолжал благодарить Хрома за то, что тот его жопу от лишних проблем освободил.

– Не знаю, как ты это провернул, – сказал он, встретив Хрома в аэропорту Волгограда, – но должен буду. Нельзя мне такое говорить, но без него городу только чище.

– Ты, главное, за собой подмети, – фыркнул Хром.

Дядька посмотрел на него вдруг с какой-то особой теплотой и сожалением.

– Батя твой тобой бы сейчас гордился. Непрогибаемые Хромовы. Жаль, в то время он один такой был, непрогибаемый.

В груди вдруг что-то больно кольнуло, как осознание большого и важного, Хром кашлянул, схватившись за бок, но ответить ничего не успел, его опередили.

– В-времена м-меняются, дядь, – бросил Макс, щурясь на яркий дневной свет после очевидно непривычных Красноярских сумерек.

Дядька проводил их до пригнанной Бабаем на стоянку красной «камрюхи» и пообещал, что никому из шайки предъявлять за что-либо не будут.

– Превышений это не касается! – крикнул он вслед уже еле слышно, когда Макс дал по газам, направившись мимо дома туда, где сейчас их ждали больше всего.

К больнице приехали раньше Винни с Бабаем, который занимался налаживанием дел в мастерских, пока Хром с Максом пару дней приходили в себя, потом еще пару дней ждали летной погоды в гостинице Дудинки и добирались обратно на Большую землю. Сидеть в машине не хотелось, а шататься по улице было холодно. «Не май месяц, емана», – как сказал Макс. Поэтому ждать решили в холле. На входе на Макса наехала тетка из охраны:

– Бахилы надеваем, для кого написано! Вещи в гардероб сдаем, вы к себе домой пришли или в государственное учреждение?

– Х-хорошо, к-командир, бахилы сд-ды-даем в гардероб, вещи н-надеваем, – кивнул тот и потянулся к заранее заготовленным синим мешочкам в специальной корзине у входа.

Раньше бы он послал тетку туда, откуда не возвращаются, или выдал направление к стоматологу. Как минимум и Хрому бы пришлось урегулировать конфликт на стадии зарождения. Сейчас было спокойнее – Макс редко повышал голос даже в выяснении рабочих моментов. Все время казалось, что он сорвется или начнет скалиться, как обычно это делал, но ничего не происходило – Шиза так делал. А от Шизы осталось только заикание, желание постебать ближнего и любовь ко всему, что любила Оля. От Оли тоже многое осталось. Даже слишком многое, как теперь казалось Хрому, но материального – так мало, что Максу это, кажется, давалось труднее всего.

– Незап-п-планированная бы-беременность – это п-плохо, Вася, – произнес Макс, пялясь на плакат с младенцами у окошка регистратуры. – Будь ак-к-куратен.

– Да не встречаемся мы, – вздохнул тот, поняв намек на Машеньку, от которой пришло сообщение, пока они ехали.

– Ну она ж т-тебе пи-пишет постоянно.

– Ну я же не отвечаю.

Тот выгнул бровь:

– Ды-аже к-когда сь-сиськи шлет?

– Да не шлет она! – возмутился Хром. Возмутился, конечно, тем, что Макс, очевидно, пропалил его телефон без спросу.

– Она т-тебя п-п-продавит все равно. И н-нагнет.

– По себе людей не судят, говорю раз в десятый.

– Т-тебя п-просто ни разу не ф-френдзонили, а-а-аткуда тебе знать.

– На картах погадал.

Макс, удовлетворенно дернув уголком губ, поднял руку, собираясь по привычке сунуть в рот пальцы, и Хром сказал:

– А Оля все видит.

– Да блин! – тихо возмутился Макс, но ногти грызть в итоге так и не стал.

Винни влетела в холл запыхавшаяся и в криво намотанном шарфе, как любой сильно спешащий человек, была поймана охранницей и, пока она натягивала бахилы, в нее чуть не врезался Бабай. Расквитавшись с бахилами, вместе они подошли к Хрому с Максом, и тот присвистнул:

– Б-боевой раскрас амазонки оп-пять в м-моде?

– Он всегда в моде, – ответила Винни, моргая длиннющими ресницами, а Бабай пояснил:

– Ярик же сегодня приезжает, забыл? Я ее в салоне ждал еще, все журналы про ноготочки прочитал.

– Ноготочки это святое. – Хром покосился на Макса, и тот виновато спрятал руки в карманы, но сразу насупился, тут же предложив перестать трепаться о фигне и идти уже к Антону.

В палате было пусто и пахло подогретым супом, как и во всей больнице. Антон сидел на кровати, вытянув поверх одеяла ноги в шерстяных носках. При виде Макса лицо его расцвело и порозовело, он завозился, собираясь встать, но дылда плюхнулся на край кровати и приказал:

– Не дь-дергайся, тебе еще н-неделю положено лежать и в па-а-атолок плевать.

– Я не плюю в потолок, – возразил Антон. – У меня завтрак, обед, полдник, ужин, процедуры, ванна. В потолок не плюю.

– Да мы поняли, – улыбнулась Винни. – Ты человек занятой. Вот, тут я курицу запекла, как ты любишь. И зефир купили, – она поставила сумку на тумбу и принялась вытаскивать из нее свертки. – Книжки, блокнот.

– А мандалы? – Антон заглянул в сумку, но Хром сообщил:

– По вопросам мандал это к Максу.

– Иди в с-сраку! – тихо прошипел тот, но все же достал из внутреннего кармана куртки несколько свернутых в тубу тонких раскрасок. Правда, отдавать не спешил: если Антон