и накидках, подготовленный ко всему, что могло случиться; другие кое-как обмотались шарфами, когда их позвали. Они услышали приказ надеть спасательные жилеты, но не думали, что им придется по-настоящему переносить ночную стужу. К счастью, ветра не было, и холод не проникал под одежду; даже легкий ветерок, вызванный движением корабля, совершенно утих, так как двигатели снова остановились и «Титаник» мирно стоял на поверхности моря — неподвижно, даже не покачиваясь на волнах. Как мы вскоре заметили, море было спокойным, как какое-нибудь озеро, если не считать легкой зыби на поверхности воды, которая совершенно не действовала на огромный «Титаник». Стоя на палубе высоко над водой, которая лениво плескала в борта, и глядя вдаль — из-за темноты мне казалось, что я вижу дальше, чем на самом деле, — я испытал ощущение редкой безопасности. Корабль казался таким прочным и надежным, что мы как будто находились на большой скале посреди океана. И все же я заметил больше признаков надвигающейся катастрофы, чем в прошлый раз, когда я выходил на палубу. Во-первых, мы слышали рев и резкое шипение пара, который стравливали из котлов; из труб вырывались столбы дыма. Кроме того, оглушительный рев, мешавший разговаривать, одной своей силой внушал многим дурные предчувствия. Представьте, что двадцать локомотивов выпускают пар одновременно, и тогда вы получите некоторое представление о неприятных звуках, встретивших нас на верхней палубе.

Впрочем, чего-то подобного и следовало ожидать. Когда судно останавливается, из котлов выпускают пар. Поступок вполне логичный, ведь судно стоит на месте? Я ни разу не слышал, чтобы кто-то связывал рев стравливаемого пара с опасностью взрыва котлов. Наоборот, такая мера предосторожности была вызвана тем, что взрыв мог произойти, если судно уйдет под воду, а в котлах сохранится высокое давление. Возможно, сейчас я просто занимаюсь домыслами; некоторые пассажиры наверняка все хорошо понимали. Начиная с того времени, когда мы поднялись на палубу, и вплоть до спуска на воду шлюпки № 13 я почти не слышал разговоров. Думаю, здесь стоит упомянуть: никто не выказывал ни малейших признаков тревоги, не демонстрировал признаков паники или истерики. Никто не плакал от страха, не докучал офицерам и матросам, пытаясь выяснить, в чем дело, почему нам велели подняться на палубу и надеть спасательные жилеты и что нам делать после того, как мы подчинились приказу. Все стояли тихо и наблюдали за работой экипажа. Матросы и офицеры готовили шлюпки к спуску на воду; пассажиры не мешали им, но и помощь в то время не предлагали. Все как-то сразу поняли, что от нас нет никакого толку; мужчины и женщины тихо стояли на одном месте или ходили туда-сюда, ожидая распоряжений со стороны офицеров. Перед тем как я расскажу о том, что было дальше, о состоянии пассажиров в тот момент и о мотивах, побуждавших каждого действовать в данных обстоятельствах тем или иным образом, напомню, что тогда мы, пассажиры, еще почти ничего не знали. Люди склонны действовать и вырабатывать точки зрения на основе знакомства с окружающими их условиями. Мне кажется, что читатели лучше всего поймут некоторые на первый взгляд непостижимые вещи, если представят, что они сами в ту ночь стояли на палубе «Титаника». Так, многие не в состоянии понять, почему многие женщины отказывались покидать лайнер, отдельные пассажиры вернулись к себе в каюты и так далее; но, в конце концов, все сводится к той или иной точке зрения.

Итак, если читатель представит себя в толпе на палубе, во-первых, рекомендую совершенно забыть о том, что нам уже известно, а именно — что «Титаник» затонул. Это важное условие, поскольку невозможно до конца оценить происходившего в ту ночь, уже зная о величайшем в мире кораблекрушении. Многие пассажиры не испытывали никакого дурного предчувствия и не ждали катастрофы. Во многом поэтому они действовали так, а не иначе. Во-вторых, советую читателю отогнать все известные образы, нарисованные его фантазией или художником, то есть порожденные «предоставленными сведениями». Часть «предоставленных сведений» ошибочна; чаще всего подобные «факты» выражены словами. Ошибки во многом добавляют катастрофе драматизма. Однако лишний драматизм ни к чему. Происходящее было достаточно драматичным само по себе, в своей безыскусной простоте, и ни к чему искусственно раздувать происходившее тогда.

После такой мысленной коррекции читатель без труда представит себя в толпе на верхней палубе «Титаника». Напоминаю о тогдашних погодных условиях. Полный штиль; небо усыпано яркими звездами, однако ночь безлунная, поэтому света мало. Судно просто стоит на одном месте, ничто не указывает на катастрофу — не видно айсберга, не видно пробоин, через которые внутрь хлещет вода, ничего не разбито и не пропало, нет сигналов тревоги, нет паники, нет аврала — экипаж действует спокойно и размеренно. Никто не бегает, все только ходят; ничего не известно ни о характере происшествия, ни о размере повреждений, тем более о том, что через несколько часов огромный лайнер пойдет ко дну. Пассажиры не знают, сколько на судне спасательных шлюпок, плотов и других средств спасения жизни. Они видели шлюпки, но не знают, сколько человек вмещает каждая из них. Им неизвестно, есть ли неподалеку другие суда и придут ли они на помощь… Можно сказать, что никто не знал почти ничего. Думаю, офицеры намеренно не информировали пассажиров, и их решение сыграло во многом положительную роль. Нельзя забывать, что длина корабля составляла одну шестую часть мили. Пассажиры поднялись на три верхние палубы и стояли вдоль правого и левого бортов. Теперь читатели представят, как трудно было офицерам удерживать контроль над таким большим пространством, когда человек знал и видел лишь то, что происходит в непосредственной близости от него. Наверное, лучше всего подытожить происходившее следующими словами: после того как мы сели в шлюпки и отошли от «Титаника», нас бы нисколько не удивило, если бы вдруг стало известно, что все пассажиры спасены. Вот почему, после того как «Титаник» скрылся под водой, крики тонущих людей стали для нас как удар молнии. Я прекрасно понимаю, что ощущения и опыт многих выживших во многом отличаются от того, что описал я; одни все же кое-что знали, другие были опытными путешественниками и моряками и поэтому быстрее поняли, что нас ждет. И все же считаю, что вышеописанное дает довольно точное представление о состоянии большинства из тех, кто в ту ночь находился на палубах.

Пассажиры продолжали выходить из внутренних помещений на палубы. Помню, тогда я подумал: раз нам предстоит сесть в шлюпки, было бы неплохо вернуться в каюту и захватить деньги и теплую одежду. Заглянув в окно и