Это была уже вторая партия домов. Еще один, и можно будет распустить отряд и наконец побыть одной, а то рвалась подальше от соплей, а тут детский парк, как он есть, и никакой субординации.

Защита везде стояла стандартная, с одним попавшимся модификатом я разобралась сама. Моего коренастого плечистого рюкзаконосца (не прощать же теперь!) поставила в пару с худощавым парнем, показавшимся мне странно знакомым. И эти двое сейчас украшали защиту двухэтажки, напротив которой я отдыхала в тени на скамейке. Даже не лажали. Трудяг мне было видно хорошо, и неактивный, но все равно фонящий контур тоже, особенно если изнанкой глянуть. С изнанки вообще хорошо кривые плетения видны. А я раньше недоумевала, отчего это “мерссский” Холин придирается, когда все красиво.

Бархатная тьма, просочившись тенью, тут же окутала со спины синими искрами и мраком, отзываясь на воспоминание. Будто караулил, когда я о нем думать начну. Надо же… А бывало, не дозовешься, хоть охрипни орать, а потом еще рожу кривит, что дергаю такого важного и занятого. Вообразила себя важной и занятой и прикрыла лазейку. Теперь контур не видно, ну и тьма с ним, мелкаши не первый раз рисуют, руку уже набили.

В прудике позади плескались залетные утки, солнышко пригревало, веки сделались тяжелыми, в голове скороговоркой мотались названия улиц. Подчеркнутое не нравилось особенно. Проклятое место, как для меня лично.

— Старая Тьмень, Старая или Старынь, это где Звонца к кладбищу сворачивает, — раздался голос, я моргнула и приподняла пристроившуюся на высокой спинке голову. Все-таки задремала. Говорил худой парень со знакомым лицом, делал паузы между словами, будто когда-то заикался.

Кажется, у меня дернулась бровь. Совершенно по-Холински. И ведь не хотела даже.

Парень отчего-то смутился.

— Мы там закончили, а вы вслух говорили, мастер Холин.

Мастер Холин… Говорите мне это веч… Угол Старой и Звонца? Дом с прудом на задворках, и мой первый, едва не закончившийся крахом, самостоятельный выезд, потому что вместо обычного не-мертвого я нашла там жертву темного ритуала. Тинве.

— Сколько тебе лет?

— Почти двадцать, мастер Холин. Я вас помню. Вы тогда в участке со мной говорили.

Тьма хранящая… Я такая старая…

Разомлевшее на солнышке тело не желало покидать насиженую скамейку, но пришлось. Скрипнули древние… Нет, просто скамейка рассохлась. А вот в позвоночнике хрупнуло, и ребра, помятые Холином не единожды, снова разнылись. Зараза. Сейчас развалюсь на сегменты, как конструктор Лайма. Первый рабочий день, а я с недосыпу, да и мутно как-то. Воспоминания еще эти. Что-то увесисто тренькнуло в кармане куртки, зацепившейся за завиток подлокотника. Я сунула руку в карман и теплая кость, бывшая когда-то резной совой с опаловыми глазами, ткнулась в ладонь первой. Остальные ключи тоже были здесь.

Дара… Вертелась под ногами все утро… Я сжала ключи в горсти, и они протестующе скрежетнули, возмущаясь на такое непочтительное обращение. Признак главенства рода Ливиу кольнул ладонь острыми крыльями. Наследство… Чье?.. Кому отзовется старый дом под Ливено, если оба моих ребенка — темные и не ведьмы совсем? Или я рано нервничаю? Стоп. Откуда это беспокойство?

— Собирайте всех и дальше идем.

Парень кивнул, ушел, сказал что-то товарищу, топчущемуся у подъезда двухэтажки с двумя рабочими сумками. Я прислушивалась к себе. Было как-то… В голову что ли напекло? Муть была словно не моя. Прикрыла глаза и посмотрела изнанкой, глубоко, вдоль порога. Поблекли цвета, тени предметов и эхо живых, прошедших здесь не так давно, цеплялись за край зримого. Из дома любопытничали, ровно тлел обновленный охранный контур с дополнительной линией от нежити. Некротический фон стабильный, без резких спадов и пиков, а муть…

Мутью сквозило от прудика.

Утки убрались и ровное водяное зеркало застыло неровным овалом бледной сини с перьями облаков. Чистый аккуратный пруд, ни ряски, ни камышей, даже дно у круто падающего вниз поросшего травой берега на просвет видно. Отчего мне болотом тянет?

Анализатор лег криво и дрожал, что было ожидаемо. Вода плохо хранит следы, рассеивает силу. Если приходится работать в воде, количество приложенной энергии смело можно утраивать, две трети уйдет впустую. Развеяла плетение и снова глянула через тень — ничего странного. Разве что… Я присела и потянулась рукой к водяному зеркалу.

Вздох… И хруст разбежался по поверхности, будто тоненько тренькнув, лопнуло стекло. Скрежетнули, проворачиваясь, осколки, бездна глянула на меня тысячей глаз…

/ …диииии /

…и я замерла на пороге. Крылья из тьмы, тени и света, тлеющие огнем, уходили лентами за грань. Рука, которой я касалась воды — онемела, будто я сунула ее в стазис. Странное ощущение. Я медленно перебрала костистыми фалангами.

Давно я такой не была, моя первая некроформа, до метаморфоз. Но миг — и синевато отсвечивающие кости прячутся под огневеющими перьями. Черное, белое. Оглянулась, шагнув с порога. Мелкие замерли восторженной кучкой. День, солнце, а тут я в перьях. Чудовищем.

— Гарпия… — брякнул кто-то.

Ну, хоть этих вежливых впечатлила. Благоговение в глазах, оно каждой темной душе приятно. А это еще чье снисходительное внимание?

С другой стороны улицы на меня, прищурившись, смотрел инквизитор.

— Что встали, воробушки? Подобрали восторг и снарягу и дуйте дальше по участку, — проговорила я, не сводя взгляда со светена. — Ты, обходительный, — коренастый оказался понятливым, без лишних вопросов подал сумку в протянутую мною руку. — За старшего, — обрадовала я его и добавила, что скоро явлюсь и все проверю.

Когда страдальцы, издав общий на всех вздох, вяло повлеклись дальше по улице, я аккуратно подобрала остатки перьев и даже когти спрятала, и только потом отправилась на другую сторону.

— Какого-нибудь дня, дарующий, — приветственно оскалилась я, подкрадываясь поближе. Когти спрятались, но недавняя близость грани, опалившая силой изнутри, толкала если не на прямую конфронтацию, то хотя бы на поязвить. Впрочем, это мое естественное желание при виде Арен-Тана. И вряд ли только мое. — По делу шпионите или из праздного любопытства?

— Для души, мажиния Холин.

— Любопытный говорок, — заметила я, решив не уточнять, чью душу посланник Посланника имеет в виду.

— Имел некое удовольствие побеседовать с нашим общим знакомым по личному делу. Он передавал вам приветы и пожелания долгой жизни.

— Будете видеться снова и мои ему передайте, — радушно пожелала я.

Это же что за ЛИЧные дела у инквизитора с вечно-не-мертвым? Не-не-не, даже думать об этом не стану, я птиц стреляный, а этот будто только и ждет, что я, по обыкновению, полезу выяснять. У меня вон