благой фантазией, которая воплощалась в жизнь крайне редко. Конечно, у каждого солдата была своя история демобилизации, но большинству из них пришлось иметь дело с хаосом, беспорядком, неготовностью властей и дефицитом буквально всего, начиная с продуктов и жилья и заканчивая одеждой и транспортом – что, впрочем, характеризовало Советский Союз 1940-х годов в целом. Тем не менее фронтовики все же возвращались, и кое-кого даже встречали особым образом: именно так, как и обещалось в процитированной в эпиграфе газетной статье. Встречи большинства, однако, проходили без всякой помпы, а потом бывшим бойцам приходилось самим решать многочисленные проблемы, обрушивавшиеся на них по приезде. Но прежде, однако, им предстояло доехать до дома. Такое возвращение оказывалось гораздо более рискованным, хлопотным и сложным делом, нежели можно было ожидать в полицейском государстве, каким оставался сталинский Советский Союз[87].

Эта эпопея возвращения заслуживает нашего пристального внимания. Сначала мы увидели бы, как демобилизованный едет в вагоне или на крыше вагона, плывет на речном судне или летит в самолете. Потом нам открылось бы, как он забирается в кузов случайной попутки, добивается причитающегося ему места в государственном транспорте, едет верхом на лошади или просто шагает пешком. Мы услышали бы его жалобы или ругань, а возможно, и увидели бы, как он выплескивает свою ярость, подогреваемую потребляемым в пути алкоголем, во внезапных вспышках насилия. Нам открылась бы важная проблема, которая его мучает: как умудриться доставить домой все то, что досталось ему в качестве «трофеев» – от костюма или часов до пианино, охотничьего ружья и даже (иногда) автомобиля. Наконец, нам не раз довелось бы вместе с ним воспринять информацию партийных агитаторов или партийных газет, разъясняющих освободившимся от службы бойцам их положение, а также права и обязанности в послевоенном обществе. Несмотря на повсеместность хаоса и неразберихи, сам факт демобилизации, как и сопутствовавшая ей риторика, позволял «ветеранам Великой Отечественной войны» думать, что они теперь обладают правом на новый социальный статус – причем такой, который обеспечивает привилегированное отношение на всех уровнях социальной организации: в семье, деревне или городе, региональных и местных партийно-советских учреждениях и, разумеется, глазах «народа» и «советской власти» в целом.

Таблица 1.1. Реконструкция демобилизационных волн с учетом возрастных когорт (рядовой состав, сухопутные войска)

* Также во второй волне были демобилизованы: лица с тремя (и более) ранениями; специалисты, бывшие преподаватели и студенты; женщины; прочие.

Источники: Указанные правовые акты публиковались (среди прочих изданий) в «Ведомостях Верховного Совета СССР» (30 июня и 3 октября 1945, 28 марта и 31 октября 1946, 12 февраля 1947). Указ от 12 февраля 1948 года, насколько мне известно, не был опубликован; краткое уведомление об этом правовом акте появилось в «Ведомостях Верховного Совета СССР» 21 марта 1948. Сам акт можно найти в Государственном архиве Российской Федерации (далее – ГАРФ): Ф. р-7523. Оп. 40. Д. 45. Л. 1–2. Правовые акты скрывают фактические когорты по рождению: их пришлось реконструировать с использованием опубликованных и архивных источников. Эту реконструкцию см. в моей работе: Edele M. A. «A Generation of Victors?». Р. 62–68.

Фронтовики-инвалиды были в первом ряду ветеранов, вернувшихся к гражданской жизни. За годы войны 3,8 миллиона солдат покинули армейские ряды по болезни или ранению, причем 2,6 миллиона из них стали инвалидами[88]. Кроме того, более 200 000 военнослужащих были уволены «по разным причинам», еще столько же дезертировали или пропали без вести, а 3,6 миллиона были командированы на промышленные предприятия, в местные подразделения противовоздушной обороны или на тыловую охранную службу[89]. Среди тех, кто прибывал с фронта еще до завершения боев, преобладали представители самых старших возрастных групп, то есть граждане 1890–1892 годов рождения, которых спешно призвали в чрезвычайной ситуации 1941 года[90]. После окончания войны к уволенным ранее присоединились по меньшей мере еще 8,5 миллиона солдат разных возрастных групп, которых демобилизовали несколькими волнами в течение 1945–1948 годов (см. таблицу 1.1). Около 1,8 миллиона бывших военнопленных были репатриированы в качестве отдельной группы[91].

В военном и послевоенном хаосе сложно было организовать демобилизацию большого количества фронтовиков. В 1943 году возмущенный депутат Верховного Совета СССР написал секретарю ЦК ВКП(б) Георгию Маленкову о сценах, свидетелем которых он стал во время поездки по железной дороге и которые, по словам проводников, были вполне типичными. Около трехсот инвалидов, выписанных из тыловых военных госпиталей и направлявшихся домой, ждали отправления скорого поезда № 73 Ташкент – Москва, но, как только была объявлена посадка, их растолкали и оттеснили здоровые пассажиры, которые заняли все местах в двух вагонах, специально предназначенных для ветеранов. В страшной сутолоке ослабевшие от ран бойцы падали, наложенный на переломы гипс разбивался, а швы опять начинали кровоточить. Многие инвалиды-фронтовики так и не смогли занять отведенные для них полки.

Оставшимся на перроне пришлось потом с трудом искать места в других битком набитых вагонах. Но этим ветеранские злоключения не ограничились: во время остановки на одной из промежуточных станций вагон, полный инвалидов, отцепили от поезда, поскольку продолжение рейса на него не распространялось. И снова раненым и увечным пришлось штурмовать и без того переполненные вагоны, но уже других составов. Пайков, которые они должны были получать в распределительных пунктах для военнослужащих по пути следования, на многих вокзалах и станциях просто не оказалось в наличии. В Оренбурге, Куйбышеве и Рязани пункты питания располагались на станционных задворках, причем никаких специальных мер, облегчавших инвалидам доступ к пище, железнодорожное начальство не предпринимало. В результате многие целыми днями сидели «даже без куска хлеба». Неудивительно, что инвалиды были возмущены таким отношением. «В газетах пишут о чутком и внимательном отношении к раненым бойцам, а потом нашего брата набивают в вагон как дрова, – говорил один из них. – Вот, когда были здоровыми, воевали, тогда нужны были, а теперь искалечили, и никто не позаботится, чтобы по-человечески отправить домой»[92].

Эта кошмарная история возвращения была типичной для тех, кто добирался домой самостоятельно: не только для инвалидов и раненых, которых выписывали из госпиталей, но и для увольняемых из армии офицеров, а также для демобилизуемых по особому поручению (например, специалистов, официально переводимых из вооруженных сил на промышленные предприятия)[93] – в общем, для всех, кому не довелось вернуться на родину в специальных эшелонах, выделенных для массовой демобилизации. Один ветеран, уволенный из армии по медицинским показаниям в конце 1945 года, рассказывал, как он застрял на пограничной румынской станции вместе с тысячами других демобилизованных, надеявшихся на поезд. Они дождались прибытия товарного