Шрифт:
Закладка:
– Ваш заказ готов. Завернуть с собой или вы будете завтракать здесь?
Я продолжаю шарить глазами по залу, обсуждение картин не кажется мне верным решением ровно до тех пор, пока, наконец, не замечаю арт-объект совсем другого толка. Прямо у входа в такой же деревянной раме висит мужской портрет, выполненный в той же технике и цветовых решениях, что и известная работа Климта «Поцелуй», и все же это полотно совершенно точно принадлежит другому мастеру.
– Это же Пол Моррис, я права? – спрашиваю я, изображая удивление.
Внезапно наступившую тишину разрезает звон падающего столового прибора где-то у меня за спиной. Я резко оборачиваюсь, успевая заметить тревожный и даже слегка напуганный взгляд Гвен.
– Простите, я что-то не то сказала?
– Вы одна из них?
– Простите…
– Пришли сюда в поисках очередной сенсации? Как же вы надоели!
Ох, это было предсказуемо!
– Нет, я не журналист, и я не собираюсь лезть к вам в душу. Я пришла просто выпить кофе.
Я вижу, как она хмурится. Очевидно, Гвен не верит мне и все же вынужденно натягивает на лицо дежурную улыбку гостеприимной хозяйки. Выходит, это не так естественно и мило, как раньше.
– Пол считал себя здесь неузнаваемым, – внезапно говорит Гвен.
– Правда? А я вот узнала. Я плохо разбираюсь в живописи, но мне очень нравится этот портрет, – восторженно говорю я, переводя взгляд на картину. – Вот это сюрприз, пришла за круассаном на завтрак, а прикоснулась к истории!
– Вы были знакомы с ним? – натянутым голосом спрашивает меня Гвен.
– Увы, я всего лишь одна из миллионов поклонниц его гения, – отвечаю я, снова оборачиваясь к ней как раз в тот момент, чтобы успеть перехватить ее вздох облегчения. Улыбка на ее лице становится снова мягкой и естественной. – Он ваш родственник?
– Брат.
– Ох, я не знала. Мне очень жаль. То, что случилось, – такая жестокая несправедливость. Даже страшно представить через что вам всем пришлось пройти. Потерять родного человека в таком молодом возрасте, да еще и при таких ужасных обстоятельствах.
Гвен не реагирует. Ее лицо – каменная маска с застывшей улыбкой на губах. Она не пытается вклиниться в мою речь, не хочет принимать моей поддержки. И вовсе не потому, что я чужой незнакомый человек, здесь что-то другое. Излишняя настроенность, зажатость. Она слишком напряжена, слишком встревожена.
– Ваш заказ, – еле слышно, одними губами произносит она, двигая в мою сторону тарелку с рулетом и стакан кофе.
***
Уже час прошел с той минуты, как я села за столик у окна и начала свой скромный завтрак. За это время в пекарню зашли только дважды: мужчина в деловом костюме с кожаным кейсом в руках, не отрывая взгляда от экрана своего мобильного, он буркнул заказ и уже через пять минут исчез за дверями, точно его тут никогда и не было; и пожилая дама с мальчиком в школьной форме. Они так же быстро что-то заказали – и уже через минуту я наблюдала из окна, как мальчик поглощает булку с кремом на своем пути к школе. Больше сюда никто не входил, но при этом в помещении было довольно интересно и даже оживленно. За это время я успела понять, что Гвен не только приветливо встречает посетителей, но и лично руководит кухней, а также ведет бухгалтерию и отчаянно пытается контролировать банковские счета. К этому простому выводу я пришла несколько минут назад, когда на моей тарелке уже оставались крошки от рулета и я даже подумывала уйти, как в зал влетел крупный круглолицый мужчина, сжимая в кулаке какой-то листок бумаги. Вероятно, не привыкший к тому, что в их заведении кто-то может завтракать за столиком у окна, он сразу перешел к делу и, размахивая перед лицом Гвен этой бумагой, начал говорить ей о том, что у него не прошел какой-то платеж и денег на счете больше нет. Скорее всего, он бы что-то еще сказал, однако ему указали на мое присутствие, и дальнейшую речь он произнес уже противным свистящем шепотком, от которого у меня сводило челюсти. Сейчас же, когда на моей тарелке круассан и я пью вторую чашку американо, в зале снова тихо и безлюдно. Только я и Гвен, которую мое присутствие уже заметно напрягает.
– Простите, можно вас на минутку? – привлекаю я ее внимание.
Гвен озирается по сторонам, точно в заведении помимо меня есть еще кто-то. После чего, незаметно вздохнув, натягивает на лицо улыбку и нехотя шаркает ногами в мою сторону. Я наблюдаю, как она вытирает ладони о свой фартук, прежде чем встретиться со мной взглядом.
– Что-то еще? – спрашивает она.
– Не совсем. Я как ярая поклонница творчества Пола Морриса подписана на разные паблики, и дело в том, что в одной из закрытых групп объявили о распродаже личных вещей артиста. И раз уж так вышло, что я совершенно случайно попала в заведение его сестры. – Гвен слушает меня вполуха, все ее внимание сконцентрировано на телефоне, что сжимаю в руках. – В общем, не могли бы вы посмотреть, подлинная это страница и имеет ли какое-то отношение к этому семья. Не хотелось бы выложить состояние за какую-то фальшивку.
– Что еще за страница?
– Вот смотрите сами, – я поднимаюсь на ноги и протягиваю мобильный, предварительно открыв на нем страницу в соцсетях.
Я не свожу с Гвен глаз, наблюдая как расширяются ее зрачки каждый раз, когда на экране появляется новый экспонат предполагаемого аукциона. Справедливости ради стоит заметить, что фейковых фотографий там всего три, которые я накачала для более увесистого кейса, все остальное – подлинники, которые я умело повырезала из многочисленных фотографии Пола Морриса, на поиск которых у меня ушло не больше двадцати минут моего завтрака. А оставшиеся сорок я как раз и потратила на регистрацию и создание этой фейковой страницы предстоящего аукциона.
– Я не уверена, но, мне кажется, многие из этих вещей действительно принадлежали Полу, только… – Гвен задыхается от возмущения. – Мы ничего не продаем. Откуда вы узнали про этот аукцион? Кто эти люди?
– Не знаю, я же сказала, я просто люблю классическую музыку и состою в разных группах, наверное, поэтому меня и пригласили заглянуть на аукцион. К тому же Пол Моррис – сейчас одно из самых обсуждаемых имен, и цены на его автограф значительно выросли, а личные вещи… ну вы, я думаю, и сами это прекрасно понимаете.
– Что вы хотите этим сказать? – Гвен смотрит на меня: глаза – узкие щелки, губы – тонкая нить.
– Ну вещи покойных артистов всегда взлетают в цене, разве вы этого не знали? Автографов ваш брат уже больше никому не даст, а потому те счастливчики, кто сохранил эти милые закорючки, сейчас, считай, разбогатели. Но это мелочи, меня, например, заинтересовал вот этот предмет, – говорю я, забирая у нее свой телефон, и, быстро пролистав галерею фотографий, останавливаю свой выбор на предмете в виде вилки, который Гвен держала на одном из опубликованных в ее соцсетях снимке и который, согласно гуглу, называется камертон. – Вы его продаете?
Гвен меняется в лице. В ее взгляде я вижу теперь только злость и отчаяние.
– Вас Эй Джей прислал, да? Передайте ему, что я больше в эти игры не играю!
– Игры? – спрашиваю я, стараясь не звучат слишком потрясенной. – Вы думаете, я шучу? Нет, мне правда…
– Я думаю, вы уже закончили, – Гвен берет со стола мою тарелку с недоеденным круассаном и стакан с остатками кофе, после чего делает шаг назад. – Если вы сейчас же не уберетесь, я вызову полицию!
– Думаю, вы меня с кем-то путаете, – отвечаю я.
– Возможно, но мы
