Шрифт:
Закладка:
— Были ли, помимо Беркачева, другие случаи разоблачения вражеской агентуры за этот период обороны Ханко?
— Были, и не один. В начале ноября 1941 года недалеко от сухопутной границы моряками был задержан мужчина в штатском. Он представился лейтенантом Красной армии, попавшим в плен и бежавшим из лагеря, расположенного в Финляндии. В котомке, висевшей у него на плече, мы обнаружили немного картофеля, брюкву и морковь.
Первое, что сразу же бросилось в глаза — его упитанность и подозрительная чистота рук, которые явно не имели отношения к вырытым недавно из земли овощам. Под ухоженными ногтями не было видно ни грязи, ни земли. Это тоже насторожило. Однако мы сделали вид, что поверили «лейтенанту».
Следующим утром я попросил его повторить все то, что он говорил на предыдущем допросе. На сей раз, в деталях, показания задержанного существенно отличались от первых объяснений…
Ему пришлось сознаться в своем сотрудничестве с немцами. Назвавший себя лейтенантом Иванцовым оказался агентом Абвера, заброшенным на полуостров с целью ведения разведки. Вскоре мы его переправили в Особый отдел Ленинградского фронта. Кстати, таких примитивно подготовленных агентов, как Иванцов, Абвер засылал к нам только в первый год войны. Затем их профессиональный уровень значительно возрос.
— Вы говорили о том, что гарнизон готовился к эвакуации с Ханко путем погрузки состава на корабли. А какова была судьба техники и вооружения?
— На все объекты, подлежащие уничтожению, завозилась взрывчатка. Чтобы не вызвать у немцев подозрений, подрыв техники, оборудования и сооружений производился следующим образом: свозились, например, автомашины в определенное место, куда закладывались фугасы и горючие материалы. Когда противник начинал артобстрел, производился их подрыв.
— Фрицы, наверное, ликовали по поводу своей «меткой» стрельбы?
— Наверное… А в день погрузки личного состава на корабли я лично видел, как в гавани затапливали танки, паровозы и железнодорожные вагоны.
— Как же можно было затопить такую громаду, ну хотя бы паровоз?
— Довольно просто. Подводили рельсовое полотно к самому краю пирса или крутого берега. Паровоз сзади сталкивал вагоны и платформы с танками и автотранспортом в воду, а затем и сам «прыгал» туда же. Уничтожали даже артиллерийские батареи. В стволы орудий засыпали песок, а затем производили выстрел… Грустно было смотреть на все это. Вот так мы покидали ВМБ на Ханко. О том, что осажденные ушли, фашисты узнали только на следующий день, когда наши корабли уже достигли Кронштадта.
— Николай Кириллович, что вы можете вспомнить наиболее яркого из чекистских будней вашей службы в Прибалтике? Там ведь оперативная обстановка даже после войны была не легче, чем в Прикарпатье.
— Национализм одинаков везде. Осенью 44-го наши войска освободили Таллин. За время трехлетнего пребывания там Абвер создал в Прибалтике широко разветвленную разведывательную сеть. Агентуры насадил, как картошки в огороде. После отступления фашистов она оказалась в подполье. Для борьбы с «пятой колонной» в эстонскую столицу прибыла оперативная группа контрразведки Балтфлота во главе с ее начальником Виноградовым.
— Вы тоже находились в ее составе?
— И да, и нет. Дело в том, что я остался до особого распоряжения в Ленинграде с документами архива и картой с обозначением мест пребывания вражеских резидентур, явочных и конспиративных квартир, разведшкол, почтовых ящиков, донесений и прочего, что имело отношение к разведцентру Абвера «Норд-Поль». Все эти документы я выучил почти наизусть.
— А когда вы приехали в Таллин? Вас вызвали по конкретному делу или в общем порядке — для усиления?
— По конкретному. Я анализировал работу одного нашего источника, эстонца Каспера — радиста разведотдела Балтфлота, переправленного за линию фронта еще в 41 году. Первая радиограмма от него звучала обнадеживающе: «Приступил к исполнению…». Одно время мы считали, что радист погиб. Однако через некоторое время рация Каспера вновь ожила в эфире, но работала она уже на другой волне.
Некто «Реннер» передавал донесение в «Норд-Поль», что сразу насторожило армейских чекистов, так как почерк радиста был идентичен нашему источнику. С целью установления Каспера мы размножили его фотографию, срочно сообщили одному из наших зафронтовых агентов в Таллине адреса вероятного проживания разыскиваемого и попросили, в случае установления объекта, выяснить его поведение.
Вскоре агент доложил, что Каспер после заброски его в тыл врага с парашютом и всей экипировкой явился в немецкую полицию и рассказал, кто он и что собирался делать на оккупированной немцами территории, то есть предал нас. Через некоторое время пришло второе сообщение, в котором сообщалось, что Каспер находится в Кенигсбергской разведшколе Абвера и работает на немцев. Все встало на свои места…
* * *
В Таллин я приехал по вызову генерала Виноградова. Он встретил меня словами: «Обстановка сейчас тут сложная. Паутину Абвер свил основательную. Канарис постарался. Командующий флотом просит нас работать еще активнее. Бери в подчинение две оперативные группы и действуй».
— А как же с материалами на Каспера?
— Досье на предателя я привез с собою и доложил Виноградову. Но он меня ошарашил новостью. Оказалось, его сотрудники уже задержали какого-то эстонца с таким именем и нужно было сверить мои материалы с теми, что имелись у них. Это был Каспер.
— А кто он был по профессии?
— Классный юрист, отлично знавший психологию. В беседах с оперативниками юлил, умело обходя «подводные камни» перекрестных допросов. На первых порах его спасала великолепная память, однако она подобна медной доске, покрытой буквами, которые время неизбежно стирает и сглаживает. Используя оперативные возможности, мы вскоре вышли на конспиративную квартиру Ханса Каспера. Провели в ней обыск и обнаружили там все необходимы улики: оружие, нашу рацию, деньги, фиктивные документы с фотографиями Каспера в советской форме, инструкции по организации диверсий на военно-морских объектах.
После этого он замкнулся и демонстративно замолчал. Пришлось выложить последний козырь — на допрос доставили младшего брата Каспера.
— А что это за козырь?
— Дело в том, что в одном из покинутых немцами особняков мы обнаружили картотеку тайной полиции Таллина. Среди завербованных числился и младший брат нашего объекта. Однако он не стал выполнять преступные задания. Старший брат-изменник об этом не знал. Их допрос я провел в форме общей беседы. Говорили долго — до полуночи. В конце концов Ханс во всем сознался.
— А как же решилась судьба младшего брата?
— Тут целая история вышла. Многие мои коллеги требовали суда и над ним, но я добился освобождения младшего Каспера по закону. У нас ведь не было никаких материалов о его преступной деятельности. Прокуратура с моими доводами согласилась, а что касается Ханса, то было вскрыто следующее.
Появился он в Таллине весной 44-го, после окончания немецкой разведшколы, с
