в Римских войсках глубокий ропот неудовольствия. Случалось, что армии рассеивались под тем предлогом, что они не могут сражаться против Рима. Константин не мог освободиться от чувства невольного страха, предпринимая поход на Италию. При том же Константин никогда не был и не видал Рима, который потому ему казался каким-то грозным исполином. Наконец, Константину было известно, что войско, которым располагал его противник Максенций, было многочисленнее его войска. Поход на Италию представлялся делом очень смелым и рискованным. Надеяться на одни человеческие силы и средства было недостаточно. В Константине являлось искреннее желание искания помощи сверхъестественной. Вот как Евсевий описывает состояние духа Константина в виду грозных обстоятельств, в каких находился он теперь. Константин «стал думать, какого Бога призвать бы к себе на помощь. При решении сего вопроса ему пришло на мысль, что немалое число прежних державных лиц, возложив свою надежду на многих богов и служа им жертвами и дарами, были вводимы в обман льстивыми оракулами, обольщались благоприятными предсказаниями и оканчивали свое дело неблагоприятно. Константин основательно рассуждал, что полагавшиеся на многих богов, подвергались и многим бедствиям». В этих размышлениях Константина уже высказалось полное неверие в языческих богов; сердце его далеко отстояло от них. Язычество представлялось ему ложью, сплетением обманов. Тогда его мысли переносились к политическим переворотам, которых он был свидетелем; ему живо представлялось, что в самое короткое время погибли уже трое из лиц, разделявших вместе с ним верховную власть в империи. Все они имели постыдный конец. После этих размышлений, по словам Евсевия, Константин решил, что не следует «попусту держаться богов несуществующих, и после стольких доказательств оставаться в заблуждении». (Евсевий. Жизнь Константина, кн. 1, гл. 27).

Мысль Константина искала в небесах истинного Бога, верного помощника в бранях. Константину тем необходимее было противопоставить силе Максенция какую-либо новую силу, что этот последний употребил все меры, чтобы заручиться покровительством богов языческих; он советовался с сивиллиными книгами, гадал по внутренностям беременных женщин, приносил в жертву львов; «этими способами он надеялся на одержание победы». (Евсевий. Жизнь Константина, кн. 1, гл. 36. Лактанций. О смерти гонителей, гл. 44).

Чем более Максенций обставлял себя религиозными церемониями, тем более и Константин, со своей стороны, потеряв веру в силу языческих богов, однако же религиозным упованием своего врага должен был противопоставить подобные же упования.

Но мысленный взор Константина, отвращаясь от веры в язычество и не имея веры в христианского Бога, тщетно блуждал по сторонам. Единственно, на чем мог Константин остановиться мыслью, это был Бог отца его Констанция, единый и верховный владыка всего.

И вот среди недоумений Константин возносит молитву тому Богу, Который был бы в силах помочь ему, подать ему мужество, даровать ему победу. Молитва Константина была услышана. Он зрит дивное видение, которое положило конец колебаниям его и побудило его всем сердцем уверовать в Бога христианского. Евсевий, современник события, лично слышавший о нем от самого Константина, так повествует об этом необычайном деле. «Царь получил удивительное, посланное от Бога знамение, так что и поверить было бы трудно, если бы говорил кто другой об этом; но нас, – замечает Евсевий, – с клятвой уверял в этом сам победоносный царь, когда удостоились мы его знакомства и собеседований. Посему кто станет сомневаться в истинности сего сказания, тем более, что и последующее время было свидетелем его истины? Однажды, после полудня, когда солнце начало уже склоняться к западу, говорил царь, я собственными глазами увидел сложившееся из света и лежавшее на солнце знамение креста с надписью: «Сим побеждай». Константин и все войско его пришли в изумление. Царь, однако же, находился в недоумении и говорил сам себе: что значило такое явление? Но между тем, как он думал и размышлял о нем, наступила ночь. Тогда явился ему во сне Христос с виденным на небе знамением и повелел сделать знамя, подобное этому виденному на небе, и употреблять его для защиты при нападении врагов. Встав ото сна, Константин рассказал своим друзьям тайну и потом созвал мастеров, умевших обращаться с золотом и драгоценными камнями, сел между ними и описав им образ знамени, приказал по подражанию этому сделать такое же из золота и драгоценных камней. Пораженный дивным видением и решившись не чтить никакого другого Бога, кроме виденного, Константин призвал к себе таинников Его слова (священников) и спрашивал их: кто тот Бог и какой смысл знамения, какое он видел? Они отвечали, что этот Бог есть Сын единого Бога, а знамение явившееся есть торжественный знак победы над смертью, какую одержал Он, когда приходил на землю. Потом подробно раскрыв учение о Боговочеловечении, они объяснили Константину и причины Его пришествия. Константин внимательно слушал их слова и сравнивая то, что он видел, с тем, что рассказывали они, утверждался в вере и сам начал заниматься чтением Св. Писания. Сверх того приказал находиться при себе иереям». Затем Евсевий в подробности описывает то знамя, какое сделано было в это время и какое предносилось в войске. (Евсевий. Жизнь Константина, кн. 1, гл. 28–32).

Событие это имело решительное влияние на обращение Константина к христианству. Несмотря на то, что событие это передается Евсевием, современником и лицом, доверенным у Константина, новейшие рационалистические писатели всеми мерами стараются заподозрить и опровергнуть верность рассказа. Считаем не излишим представить те возражения, какие делаются против сказания, разобрать их и устранить.

Прежде всего сомневающиеся критики сказания Евсевия указывают на то, что рассказ этот, заключающийся в сочинении Евсевия «Жизнь Константина», написанного в похвалу этого императора, не нашел себе места в другом сочинении Евсевия «Церковная История», которое будто бы беспристрастнее, как написанное до времени дружбы и близости Константина к Евсевию. На это нужно сказать: «Церковная История» Евсевия написана, вероятно, еще до времени, когда Константин в качестве императора окончательно утвердился на всем Востоке, поэтому неудивительно, если Евсевий, скромный палестинский епископ, не знал подробностей всего, что случилось с Константином на отдаленном Западе, с которым у Востока сношений вообще было немного. Но было бы напрасно утверждать, что Евсевий, писав свою церковную историю, ничего не знал о чудесном событии. Из повествования его здесь видно, что слух об этом событии дошел до него, но слух глухой, не ясный. Тем не менее, главное он знал и передал в повествовании. Так, во-первых, он знал, что в поход против Максенция Константин отправился с молитвой к Богу христианскому: «Константин молитвой призвал на помощь небесного Бога и его Слово, Спасителя всех Христа и выступил», говорит Евсевий. Во-вторых, он знал, что поход этот