Шрифт:
Закладка:
Детей много, три десятка, наверное, все не старше десяти, тут те, кто старше, уже помогают взрослым. Остановились, взяв его в круг, смотрят.
- Эй, торговец… А что привёз? – Кричит ему синеглазая девочка, кажется она тут самая старшая и поэтому заводила.
- Я не торговец, - говорит Горохов, слезая с мотоцикла. Он достаёт из сумки коробку с фруктовыми леденцами, скорее всего эти дети о таких даже не слыхали. Протягивает коробку девчонке. – Подели на всех, по-честному.
- Сама знаю, - заносчиво говорит та и берёт коробку без каких-либо «спасибо». Дали и дали, чего за это благодарить. Пусть этот тип сам «спасибо» скажет, что не отняли.
- А атаман у вас где? – Спрашивает инженер и усмехается, глядя как у детворы сразу вырос интерес к коробке.
- А кто его спрашивает? – Доносится сзади.
Горохов оборачивается на голос, видит пару женщин, за детскими головами, и ещё несколько стоят у своих палаток, все смотрят на него. Все они без пыльников, без масок, без головных уборов, в лёгкой, тонкой, домотканой одежде, волосы собраны на затылках. У каждой длинные, золотые серёжки, на пальцах у некоторых ещё и кольца есть, у каждой на запястьях по несколько разных браслетов и тонкие, наколотые узоры украшают кисти их рук, а у одной и целое монисто из золотых замысловатых монеток. Вся грудь в золоте.Женщины, без исключения, поджарые, сухие, полных в степи не бывает. Почти все по-домашнему в коротких штанах по колено, голени голые. Это не привычно.
- Я инженер Калинин, меня сюда пропустил Салов, мне нужен
атаман.
- Странно, - говорит та, у которой золотое монисто, - атаман как раз с Саловым поехал саранчу собрать.
Тут Горохов даже растерялся на мгновение. Он ещё раз оглядел женщин, что смотрели на него, детей, которые не на шутку увлеклись дележом конфет, а потом сказал:
- Ладно, подожду тут.
- Ну, жди, - усмехнулась женщина, повернулась и пошла к большой палатке.
И другие женщины тоже утеряли к нему интерес, тоже стали расходиться. Но не все. Некоторые остались, их было трое, они, эти трое, были молоды, все хорошо сложённые, две светлых, а одна темноволосая, но все привлекательные, если не считать их степную поджарость и первые признаки проказы на лицах за изъян. Переговариваясь меж собой и посмеиваясь, подошли к нему, не особо церемонясь заглядывали ему в багажные сумки:
- Так ты не торговец? – Спросила самая высокая из них.
- Нет, - отвечал Горохов, доставая сигареты и закуривая, - я инженер.
- О! Инженер. – С уважением сказала темноволосая. - А сюда чего приехал? Колодец рыть?
Он усмехнулся и покачал головой в ответ:
- Нет, не колодец.
- А чего же делать хочешь? – Спросила вторая женщина, темноволосая, глазастая, немного резкая, чтобы быть приятной. У неё родинка на подбородке.
- Об этом я с атаманом поговорю, - отвечает Горохов.
- А мотоцикл твой? – Спрашивает сероглазая, самая красивая из них и свою руку в тонких узорах татуировки кладёт на «газ». Узоры на руке красивые, но руки у неё грубые, и под ногтями грязь. Впрочем, грязь под ногтями тут у всех женщин, эти дамы совсем не такие, как в городах. Здесь попросту нет воды, чтобы часто мыть руки.
- Мой. – Инженер аккуратно убирает её руку с руля: этого делать не нужно.
- А ты из городских? – Интересуется третья, высокая.
- Из степных.
- Но с севера? – Не отстаёт от него третья.
- С запада, из-за реки я.
- А, из-за реки, - понимает его высокая, - там, говорят, даргов много. Горохов молча кивает: да, много. Он бы с удовольствием закончил этот разговор, ему сдаётся, что женщины не сами его затеяли, что их послали разузнать о нём побольше. А это ему не нравится. Чем больше информации о тебе, тем быстрее можно найти дыру в легенде.
- А ты женат, инженер? – Спрашивает самая красивая, у неё почти чистое лицо, лишь небольшая припухлость под носом, которая почти не портит казачку. Она поглядывает на подруг и все они улыбаются с этакой женской многозначительностью.
- Нет. – инженер качает головой.
- Нет? А чего? – Спрашивает высокая. Тут и интерес в голосе слышится и какая-то тревога: отчего это может быть не женат мужчина в расцвете лет?
- Да, как-то всё не ладилось, - отвечает инженер нехотя. Теперь он думает, что может женщин и не подсылал никто, кажется, они сами пришли. Он уже думает: не прогнать ли навязчивых и болтливых баб. Но решает подождать: надо выглядеть добряком.
- А дети? Дети есть у тебя? – Не унималась красивая.
- Не знаю, может быть где-то и есть, - он смеётся.
Женщины тоже улыбаются:
- А как же без жены-то жить или может ты, инженер, к любви не способный? – Ехидно спрашивает тёмненькая с родинкой на подбородке. У неё тоже татуированы руки, узоры уходят с кистей рук под одежду, а сама так и сверлит его глазами.
А он не отвечает, опять смеётся: «Вот бабы! Ни стыда, не совести...! Нет. Всё-таки нужно их гнать». – Горохов стреляет окурком в ближайшую кучу песка, и тут из-за камня, с дюны, в тень, съезжает квадроцикл, за ним ещё один, и ещё.
Ну, вот и отвечать не нужно. Одна из женщин сразу уходит, а та, что
потемней и та, что красивая, остаются.
Горохов по одежде узнаёт человека, что едет на первом квадроцикле, это один из трёх, что его встречали, с которыми он уже разговаривал.
Казак слезает с квадроцикла, стягивает маску, очки и держит