– Н-да, глупец в нашем деле – хуже предателя.

– Господин штабс…

– Успокойтесь вы, поручик. Не о вас речь. Я наблюдал за вами с этой дамочкой через потайное окно из соседней комнаты. Не верю я в ее искренность. Но мы не можем разбрасываться кадрами в самый ответственный момент. Она нам нужна как прикрытие и ее надо использовать, не вводя в курс дела. Все, что положено знать, ей будет сообщено в последний момент, чтоб не успела ничего донести своим. «А там, в ходе выполнения операции, используем мадам, как расходный материал, вместе с господином-товарищем Перовым. Не лежит у меня к нему душа, и все тут», – мысленно продолжил сказанное Хольмст, когда в дверь, коротко постучавшись, вошел Григорий Перов. Вид у него был взволнованный. Он подошел поближе к столу, за которым восседал Хольмст, и глухо произнес:

– Александр Артурович, эта дама, которая называла себя подругой моей супруги, является красным агентом. Нельзя верить ни единому ее слову. Она пришла к нам не случайно. Она шпионка.

Брови Хольмста поползли вверх:

– Своих сдаете, Григорий Матвеевич?

– Она мне не своя.

– Откуда сведения?

– Ее заслало ОГПУ, она сама о том говорила жене.

– Прямо так и сказала?

– Там у них произошел какой-то сердечный женский разговор. Бабы, они и не такое сбалтывают в порыве откровения.

Все еще сохраняя удивленный взгляд, но прибавив строгости, Хольмст спросил:

– Чего-то еще интересного хотите сообщить? Например, какого черта вы делали дома, или где там вы еще встречались с женой? Забыли, что вам запрещено покидать конспиративную квартиру? Перов! Или вы хотели бежать?!.

– Я ведь похитил из кассы большую сумму денег. Большевики до денег жадные, они у них народные. Пока меня не достанут – не успокоятся. Вот и пустили по моему следу эту «баронессу» из ОГПУ. Я осторожен, господин Хольмст. Мне просто нужно было обрести душевное равновесие, увидеть семью, может, в последний раз. Прошу поверить – подобное больше не повторится.

– Не раскисайте вы, Перов. Коль повторится, тогда будем говорить уже по-другому. Вы же не станете меня убеждать, что если попадетесь гэпэушникам, то и под пытками не выдадите нас. Не поверю в это.

– Живым я им не дамся.

– Похвально, если действительно так. Ладно, не паникуйте, господин-товарищ. Недолго еще вам терпеть осталось. Ведите себя спокойно, так, будто ничего не произошло. Главное, не испортьте нам игры. Вы все поняли?

Когда Перов ушел, Суворов озабоченно произнес:

– Как же я так обманулся в ней?

– Не знаю, господин Василий. Идите и подумайте хорошенько. Мне тоже надо обдумать кое-что.

Едва Суворов закрыл за собой дверь, Хольмст достал из ящика стола маникюрный набор, состоящий из пилки, фетровой подушки, ножниц, пары пушеров, и принялся обтачивать ногти и размышлять: «Вот как! Не зря я чувствовал неладное в отношении этой дамочки. Уж больно гладко, как рыбка по течению, приплыла она в руки. А Перов? Перов… Так ли он надежен, чтобы безоговорочно верить его словам? Что, если врет не Казутина, а Перов? Казутина впервые переступила порог нашей организации сегодня. Предательство произошло раньше. Значит, предатель уже существовал в рядах организации. Выходит, он и привел накануне операции Казутину в «Братство» как подкрепление?.. Тогда… предатель – Суворов? Она его протеже? Любопытный спектакль господа разыграли. А что, если Перов?.. Перов – красный, Казутина тоже – красная, какой ему смысл сдавать своих? Но если он – красный, а она – нет, тогда подставить ее в самый раз! Хотя, будь Перов на стороне красных, он давно убрал бы жену и дочь из-под удара, а не бегал бы к ним ночью. Верный способ – отправить семью куда подальше, чтоб мы, в случае чего, их не достали. Почему он этого не сделал? Может, время еще не пришло? Эх, есть вариант раз и навсегда решить вопрос – нанять хунхузов и избавиться от всех троих одним махом, еще до начала операции. Но… но мы пойдем другим, более рациональным путем, – откинул рукой волосы со лба Хольмст, – мы подойдем к делу творчески. Представление, господа, начинается! Занавес подан, и поздно менять музыкантов за пюпитрами. Они должны исполнить каждый свою партию до конца, а затем погасить по одному свечки и уйти, как э-э… в 45-й симфонии у Гайдна. Гениально». Александр Артурович происходил из дворян, был обучен игре на фортепиано, танцам, иностранным языкам и любил проводить замысловатые аналогии.

Василий Суворов через сорок минут должен был встретиться с Григорием Перовым для проведения завершающего инструктажа по обучению диверсионному делу. Но прежде он собирался привести в порядок свою голову. Вернее, мысли. А точнее – жизненные ощущения, которые пошатнулись после казуса с Казутиной. Будучи человеком пылким по природе, он не утруждался утомительным анализом происходящих процессов. Пустое дело. Даже в эти суровые времена Суворов воспринимал жизнь – с легкостью, победы – с восторгом, а неудачи – без печали. Внешне, особенно когда молчал, он казался человеком сдержанным и справлялся с эмоциями. Однако то, что случилось с Казутиной, пожалуй, впервые повергло его… в раздумья, едва не выбив из седла. Никогда еще Василий не знал чувств, которые с некоторых пор стал испытывать к баронессе Казутиной. Ему сейчас очень хотелось набить морду штабсу Хольмсту, который всегда напоминал ему престарелую гимназистку в усах. Хотя такого даже бить как-то не с руки, разве что выпороть. Зато уж господина-товарища Перова однозначно стоило пристрелить, ей-богу! Ведь тот посмел усомниться в благонадежности этой безупречно красивой дамы. Она никак не могла быть предательницей. Перов скорее всего ошибался, дурак и сволочь! И теперь, если с ним встретиться в таком состоянии для инструктажа, рука может и не дрогнуть, потянувшись к револьверу.

Василий призадумался. Чувства и мысли его шарахались из стороны в сторону, но он призвал себя к объективности и попробовал разобраться в ситуации. Кто Казутину привел в «Братство»? Он – Суворов. Окажись Казутина красной шпионкой – это его прямая вина. Он должен был проверить ее и понять, чем она дышит, а не вестись на женскую красоту. Что ж, поручик лейб-гвардии готов ответить, если придется. Но право же жаль Казутину. Больно хороша и молода она, чтобы быть убитой и брошенной в Сунгари. На минутку ему даже стало душновато, от таких мыслей. Ладно, одернул себя Василий. Все творится не нашим умом, а Божьим судом. Кто, вообще-то, дал ему наводку на Казутину? Хольмст. Хольмст! Он вызвал Суворова и приказал привлечь ее в организацию, положив перед ним