— Может тогда поможешь или ты еще не вдоволь насладился моим унижением?

— Зачем ты, по-моему, и так прекрасно справляешься.

— Ах, ну да я же забыла, здесь же нет зрителей, что могут оценить по достоинству твои старания, — едко заметил она, и принялась снова за коробку.

— Объясни, — коротко потребовал я, подходя к ней и упираясь в коробку ногой.

Блин давно было пора расставить все точки над «i». Сколько можно?

Мы столько времени работаем и никак не можем с ней прийти к общему знаменателю. Эта ненормальная сначала всех в ежовых рукавицах держит, требует дисциплины и прочего никому не нужного дерьма, а потом удивляется, что ее все вокруг ненавидят, но крайним все равно остаюсь я. Будто это я, страдая херней, всех настраиваю против нее, это она сама своими же руками, своими штрафами.

— Титов! — возмутилась она, но разогнувшись, продолжила. — Хочешь объяснений? А толку, если ты сам не допер, то вряд ли тебе сильно уж помогут мои объяснения. Мы с тобой два года работаем вместе. Хотя, да, «работаем» — это одно название. Смотри, как ты удобно устроился. Я тяну на себе все отчеты, все бумаги, а ты ходишь рубаха-парень такой по офису и все тобой довольны. Не нужно со мной пытаться подружится. Это бесполезно. Потому что я вижу тебя насквозь. Вот и сегодня….

— А что сегодня? — не выдержав перебил я. — Я же помог, вывез все мероприятие на себе. Разве не этого ты от меня все время требуешь своими упреками?

— Молодец! Только делать это нужно было не с бухты-барахты, а несколько недель назад, когда перед нами была поставлена эта задача.

— Зачем? Если есть ты? — ответил я, действительно то, что думал. Она сама хватается за решение всех задач разом, а потом удивляется, что ей никто не помогает. Зачем, если она со всеми справляется и так.

— То есть я, по-твоему, еще и виновата? — похоже ее эта фраза сильно задела. У нее просто мастерская способность переворачивать все с ног на голову

— Я не сказал, что виновата ты. Я просто не могу понять, какие ко мне могут быть претензии, если ты сама взвалила это все на себя, тянешь, как ослик груженый, молчишь, никому ничего не говоришь, только бегаешь докладывать обо всем Виолетте.

Я буквально печатался в стену, когда она зарядила мне нехилую такую пощечину. «Третья пощечина за вечер. М-да, похоже наши отношения перешли на новый уровень, — саркастично подумалось мне. — От словесных упреков Царица перешла к физической расправе». Но если не она, то кто тогда доложил обо всем Виолетте.

Рефлексы моего тела сработали раньше, чем я успел понять, что делаю. Я перехватил Одинцову за ударившую меня руку.

— Пусти, — резко дернув рукой потребовала Альбина и попыталась высвободиться, но пошатнулась на своих высоченных каблуках и буквально рухнула на стену, невольно притягивая меня к себе. А попытавшись выбраться, она упёрлась мне в грудь и взволнованно выдохнула.

«Не обольщайся, Царица, ты не в моем вкусе», — мелькнула мысль в голове, но где-то в глубине подсознания выплыла мысль, абсолютно противоречащая первой.

Я запутался. Нас ничего с ней не связывало, и где-то в глубине души я жалел об этом. Но это абсурд, я целовал до этого многих. И признаться честно поцелуй с ней в топ лучших не вошел, но что-то будоражило мое воображение, словно во мне было пол-литра водки или я снова стал озабоченным юнцом.

В подобном положении угол обзора стал таким ограниченным, что я мог смотреть только ей в глаза. А они у нее были насыщенного синего цвета. Или от природы такие, или так отражался свет в этой каморке. Обычно я привык испытывать на себе вечный презрительный взгляд, что никогда не замечал этого красивого цвета.

Черт, мысли мои опять потекли не туда, но если первый раз я ошибся, второй раз я просто хотел ее позлить, я знал, что ее взбесит и поцелуй в щечку и мой хулиганский щипок, то, что происходило в это минуту, было чем-то иным. Смесью злости и страсти. Я знал, что не мог рассчитывать на хотя бы какую-нибудь элементарную симпатию от нее в мой адрес, но в ту минуту мне было все равно, я потерял голову.

Глава 8. Скандал по душам

Альбина.

Я вжималась в стену все больше, словно хотела просочиться сквозь нее. Но какая-то часть меня, там наивная глупая девочка, которую я подавляла в себе уже больше двух лет, рвалась наружу, к нему навстречу.

«Это глупо! — строго говорила я этой части себя, и саркастично прибавила: — Ну да именно все великие истории любви начинаются именно так. Он так ненавидел, что трахнул, а потом подумал и полюбил всей душой».

— Я прошу прощения, — наконец-то выдавила я, понимая, что не сделаю этого, он так и не выпустит меня. А я настолько могу сойти с ума, что сама наброшусь на него с поцелуями.

Он тут же выпустил меня, словно я не прощения попросила, а назвала кодовое слово. И я, прежде чем успела сама себя схватить за язык, прибавила:

— Хотя ты тоже мог бы извиниться за свои слова.

В мою сторону полетел колкий взгляд, непривычный, от такого человека, как Титов, ничего подобного не ждешь.

— В этом вся ты Аля, — наконец заговорил он. — Извиниться и тут же обвинить меня во всех смертных грехах.

— Ты сказал, что я шестерка и считаешь что это оскорбление не достойное пощечины? — возмутилась я.

Он задумался. «Слава богу, — мелькнула мысль, — я думала в этой голове кроме плоских шуточек и пошлых комплиментов вообще мысли не водятся».

— Ладно, Игореш, давай не будет ссорится. Просто помоги мне с этой коробкой, и разойдемся как в море корабли. Ты в свою гавань, а я в свою.

Я направилась к выходу, когда он нагнал меня и, перегородив выход, заявил:

— Не уходи от разговора.

Я отступила, изумленно уставившись на него.

— От какого разговора? Между нами был хотя бы раз нормальный, продуктивный диалог? Только взаимные упреки. И что ты мне нового можешь сообщить? Что коллектив ненавидит меня по моей же вине. Отлично, будто я сама этого не понимаю. Если я не на короткой ноге с коллективом, это не значит, что я не в курсе, что за слухи обо мне ходят, не в курсе того, как ко мне относятся подчиненные. Добрые люди, знаешь ли, докладывают, хотя я их не прошу об этом.

— Ты всегда думаешь только о себе, — заявил