Шрифт:
Закладка:
Я открыл почту, бесполезное приложение на телефоне, которым я практически не пользовался. Там было полно писем от Одинцовой. Среди них и варианты ресторанов, и виды меню, и сценарии, музыка, призы и подарки, и напоминания о бронировании костюмов. Интересно, чем же я это я был таким важным занят, что просто ничего из этого не видел, не хотел видеть. Да я вообще в почту редко захожу. Зачем? 21 век на дворе. Кто ею вообще пользуются? Есть же мессенджеры, к тому же мы сидим в одном кабинете, зачем писать, когда можно подойти и посовещаться, но Царица всегда остается верна сама себе.
— Одинцова, — я вздрогнул, когда услышала властный окрик Баринова, едва мы оказались с Альбиной в банкетном зале. Вообще такое хамское поведение на него несильно походит. Обычно онмилейший души человек, главная неадекватная нашей компании это как раз она.
— Да, Валентин Семенович, — взволнованно откликнулась Альбина.
— Где вас носит? — продолжил в той же грубой манере шеф.
— Вот проверяла, всё ли на месте, — ответила она тихо.
— Свою работу нужно делать вовремя, — рявкнул Баринов, грубо выхватывая лист бумаги с фамилиями сотрудников, что нервно теребила в руках Альбина. Затем он взял микрофон у Федьки и прошел в центр банкетного зала на импровизированную сцену.
Меня, так и застывшего от удивления за небольшой елкой он не заметил. Мы с Федей недоуменно переглянулись. Лыков развел руками, мол, сам в шоке.
— Да, — протянула неизвестно откуда выросшая передо мной Элька, — как вы с Алей с ним ладите? Он же псих неадекватный.
— Да мало ли, — пожал плечами я. — У всех нас бывают плохие дни, испорченное настроение.
— Плохие дни? — возмутилась Элька. — Да они у него 24/7. Одинцова то, Одинцова сё. Пипец, не удивлюсь, если Аля не выдержит и уйдет от нас на все четыре стороны. Хотя, конечно, некоторых в коллективе это, ой, как обрадует. Кстати Гоша, крутая вышла программа. Вы молодцы с Алькой, постарались. Она так переживала за сценарий, но все вышло круто.
— Ну ты отчасти тоже была автором, — усмехнулся я. — Это же ты просила поцеловать Снегурочку.
— Ой, скромник, такую Снегурочку грех не поцеловать, — засмеялась Элька. — видел бы ты свою лицо. Словно я предложила тебе чмокнуть Федю. Но всё и, правда, вышло круто. Поздравляю.
— А Баринов он… — начал было я, но договорить не успел, так как Эля была вынуждена ответить на звонок парня. Насколько мне известно, он тот еще ревнивец и я не стал настаивать.
Баринов тем временем в зале зачитывал какие-то имена, а Альбина выносила подарки. Конверты с ежегодной премией, грамоты в рамках (Вот уж гребаный совок, но теперь я уже не был уверен, что инициатива грамот исходил именно он Одинцовой) и что-то отдаленно напоминающее ананасы.
Когда мне вручили свой «фрукт» и грамоту, я понял, что это декорированная конфетами, бутылка шампанского. Я не любил ни этот вид алкоголя, ни сладкое, но подарок в сравнении с прошлогодними дешевыми магнитиками из Китая был не плох. Конечно, же всех больше волновала премия, а не два других атрибута. Своего конверта я не получил, но и Виолетта ясно дала понять, что надеяться не стоит. Но и Альбина не получила своего подарка, ни грамоты в рамке, ни шампанского, ни конверта, ее фамилию кажется вообще не называли.
С чего я обратил на это внимание, я и сам не понял. Только кто-то из сотрудников после награждения пошел фотографироваться к елке с «ананасами», кто-то поставил свои подарки рядом со своим местом за столом, кто-то торопливо засовывал пухленький конверт в сумку. А Альбина собирала шуршащие пленки, целлофан и пузырьковую упаковку в большую коробку, из которой недавно достали наградной материал.
— А где твое шампанское? — зачем-то поинтересовался я у Альбины. Было странно, когда под музыку и аплодисменты подарки вручали всем, кроме нее левой, нет левая скорее я, правой руки генерального директора.
— Дома, — коротко бросила она, не глядя на меня.
— Давай помогу, — предложил я.
— Она нетяжелая, справлюсь, — буркнула Альбина, вырывая коробку у меня из рук и кое-как передвигаясь на своих каблуках она направилась к выходу из банкетного зала. «Ну что за женщина? — злился я, — неужели ей трудно просто поблагодарить за помощь, а не брыкаться каждый раз, как дикарка какая-то. Впрочем, не любоваться краем платья покачивающегося над бедрами было просто невозможно.
***
— Ох, и подарки нам в этом году подарило руководство, — со своей знаменитой язвительной интонацией произнесла Полина на курилке спустя пятнадцать минут. — Надеюсь, не обеднели.
— А что не так, — не понял я. — Подарок как подарок.
— Ты надпись на коробке видел? — спросила Шурочка со знанием дела. — Шампанское самое дешманское, да еще эти конфеты, я, например, не ем сладкое.
— Передари кому-нибудь, — посоветовала Диана.
Пока я пытался вспомнить надпись на коробке. Вроде нормальная марка, не премиум-класса, но рублей на пятьсот бутылка потянет.
— Стыдно такую дешевку дарить, я ведь не Одинцова, — пожаловалась Шурочка.
И все трое засмеялись.
— По-моему деньги на подарки выделял Баринов, — задумчиво произнес я, и девочки уставились на меня, как на приведение, очевидно не ожидая подобной реакции. Обычно я все переводил в шутку.
— Ой, Титов, наивный ты парень, — усмехнулась Полина. — Деньги известно кто выделяет, а вот куда они потом деваются после Царицы — большой вопрос.
— Вот же дурные девки, — заставил нас четверых обернуться скрипучий голос Петровича — нашего разнорабочего.
Смазать петли дверей, подбить полку, прикрутить отпавшее колесико, поменять лампочку — это все к нему. Когда конечно он появлялся в торговом зале, аниматоры в центре шутили с детьми, что идет Кощей, но Петрович не обижался. Он и выглядел как Кощей худой, сухой, жилистый, с впалыми глазами. По сути же, добрейшей души дядька.
— Вы знаете, кто, сколько и кому денег выделял, чтобы за глаза так человека грязью поливать? — продолжил ворчать он, закуривая сигарету.
Девчонки демонстративно поморщились, хотя я тоже курил сигарету и их это не смущало.
— Девочки, пошли уже, — взмолилась Диана, переминаясь с ноги на ногу, — я замерзла.
Побросав стики для айкоса в урну, все трое удалились.
— Вот сороки и ты тоже хорош, — накинулся он на меня.
— В смысле, Петрович, я слухи не распускал.
— Но и не пресек же, стоял тут уши грел. Если ты не уважаешь свою напарницу, скажи, как ее будут