как для опознания пострадавшее тело Карла не предъявляли, — сообщила Соня Мориц. — Но теперь заключение получено и похороны назначены на субботу, 18 число. Это в какой то мере связано с ожиданием прибытия родственников из Германии и друзей мужа из Киева.

— Прежде всего меня интересуют следующие вопросы, что вы сами думаете о причинах смерти вашего мужа? Придерживаетесь ли вы мнения Олбериха Леопольдовича о сомнениях в способности Карла совершить самоубийство? Имеются ли у вас обоснованная информация о конфликтах вашего мужа с другими лицами, может быть связанных с коммерческой деятельностью? — Рейнгольд.

— Я уже говорила, что в последнее время у мужа имелись проблемы с деньгами, а так же ему угрожали какие-то люди из Киева. Но что собой представляли эти угрозы, кто и какие именно выдвигал требования я конкретно не имею представления. Мне известно, что муж получил кредит под залог гостиницы, — ответила Соня Мориц. — Вам по этому поводу лучше поговорить с нашим юристом Соломоном Израилевичем. Мне представляется, что наш поверенный адвокат наиболее знаком с делами Карла. Вы знаете, что мы теперь поставлены в такое положение с погребением Карла и всей этой печальной процедурой, что вынуждены согласиться с выводами следствия, которое установило неосторожное обращение с оружием. Сами понимаете, что ненужные пересуды в обществе о самоубийстве мужа нам не нужны. И для соблюдения обряда в церкви так проще…

— Да, в этом вопросе всё понятно. Телефон вашего адвоката у меня имеется, — подтвердил Рейнгольд. — Могли бы вы представить меня начальнику охраны и компаньону Карла, Борису Спасскому.

— Да, непременно, вот кстати, вам их визитки. Я их непременно попрошу, чтобы связаться с вами в ближайшее время, — сообщила вдова.

— Я также хотел бы побывать в вашем яхт-клубе в Коктебеле, а дальше буду действовать по обстановке, — сообщил детектив.

— Держите меня, пожалуйста, в курсе расследования, — попросила Соня.

— Всенепременно, — заверил Роман Генрихович, с чем и откланялся.

Дворецкий и мраморный дог проводили гостя до ворот. Выйдя за калитку, Роман развернулся неожиданно к Юстасу и спросил:

— Вот служивый, всё-таки хочу тебя спросить, пандус для инвалидной коляски я видел, а саму коляску нет, почему не знаешь?

Дворецкий от неожиданности долго соображал, но потом придя в себя ответил:

— Так это же не для инвалидной коляски, хозяин вполне нормально ходил до случившегося от горя приступа, это, по распоряжению господина Морица, для детских колясок устроено, на предполагаемых наследников.

— А они в наличии? — удивился Рейнгольд.

— Ну, это надо у Софии и Саши поинтересоваться, кто первым успеет, — усмехнулся Юстас.

— А где они, кстати? — поинтересовался детектив.

— Так получается, Саша в Киев уехал по неотложным делам, он же там в своей квартире и проживает постоянно. А София на фитнес отправилась, — сообщил дворецкий.

— Однако, все в глубокой печали, — констатировал Роман.

Телефон в его кармане пару раз крякнул, Рейнгольд прочёл на экране сообщение, что на его счёт от Олбериха Леопольдовича М. поступило 50 тысяч рублей.

«А старичок то всё успел», — отметил про себя Роман Генрихович.

Подойдя к своей машине, детектив передумал куда-то ехать и решил посетить находящуюся поблизости старинную армянскую церковь Сурб Саркис, чтобы поразмыслить в тишине и систематизировать полученную информацию. Пройдя вдоль массивной кованой ограды, Рейнгольд через открытые на распашку для посетителей ворота вошёл на территорию церкви и проследовал по выложенной в шашечки, серой и розовой плиткой дорожке к невысокому старинному зданию в глубине тенистой и зелёной территории. Одна часть старинной армянской церкви оказалась сложена древними зодчими из дикого камня, со вставками из могильных надгробий относящихся к шестому веку нашей эры, испещрённых затейливой вязью на древнем армянском языке и выбитыми на камне изображениями православных символов. Вторая часть здания состояла из светлого ракушечника. Над небольшой прямоугольной башенкой возвышался строгий четырёхконечный крест, венчавший довольно пологую двухскатную крышу из черепицы.

Тихий двор армянской церкви утопал в тенистой зелени деревьев, акаций и древесных можжевельников. Из дверей, ведущих в молитвенный зал с алтарём, доносилось негромкое армянское церковное песнопение, от которого душа просто отлетала от тела и на глаза наворачивались непрошеные слёзы. На каменных стенах с покрытых трещинами цветных фресок и старинных икон на посетителей взирали древние лики святых, а на деревянной подставке у алтаря лежала древняя армянская рукописная книга. Из-под высокого овального свода в центр зала на цепях спускался старинный кованый ажурный светильник, покрытый старинной патиной, а в медном овальном подносе у алтаря, в серый мелкий песок сгорая роняли слёзы восковые свечи.

Роман некоторе время спустя вышел из молитвенного зала, где за небольшой конторкой выделенной у входных дверей сидела пожилая служка, выдававшая посетителям бесплатные свечи и следившая за порядком в храме. Почтив память великого мариниста Айвазовского у величественного гранитного склепа, который располагался здесь же, Рейнгольд уединился в тенистую часть церковного дворика, под цветущие акации, где присел на одинокую скамейку и стал прокручивать в голове всё то, что он услышал в доме Морица.

— И так, первым делом следует побывать в морге, побеседовать с патологоанатомом и узнать всё то, что тому удалось установить при исследовании труппа Карла. К следователю соваться пока не стоило, вряд ли кому то из провинциальных сыщиков понравится такое, когда им дорогу переходят столичные детективы. Во вторых, обязательно предстояло самому побывать в Коктебеле на месте происшествия, в ресторане где поводился банкет и в яхт-клубе Морица, опросить возможных свидетелей и лично побеседовать со сторожем, который в ночь гибели Карла находился на дежурстве.

В третьих, надо ознакомиться с местной прессой, интересно, что пишут в местных пабликах про смерть Карла, которая несомненно стала резонансным событием для городского сообщества, где по местечковому принято обсуждать на досуге дела соседей. Должны же что-то предполагать и писать об этом деле журналисты, этот дотошный и въедливый народец.

И всё же, с кем же я сегодня познакомился? — размышлял про себя сыщик. — Старик, как-то сразу сник и выглядит, надо заметить, неважно, но сколько-то ему сейчас лет, если я не ошибаюсь, восемьдесят восемь. Юстас заметил, что недавно тот ещё ходил своими ногами, присутствовал в Коктебеле на банкете в день смерти сына. Мог быть конфликт с сыном? Мог, исключать нельзя. Появились денежные проблемы, мог быть недоволен руководством сына или сын просил денег, а лучшей маскировкой стало бы приглашение столичного детектива. Да, Олбериха Леопольдовича сбрасывать со счетов нельзя, чтобы убить и сжечь собственного сына, для это конечно надо иметь какие-то неимоверно веские причины, может быть затрагивающие честь семьи. У гордых и знатных людей, честь рода иногда