1824 г. был выслан в российские губернии, где и находился более четырёх лет. Суть «доношения» о ссылке польского поэта Пушкин изложил отрешённо: Мицкевич надеется, что правительство позволит ему возвратиться в Польшу, куда его призывают домашние обстоятельства99.

Записка Пушкина была весьма своевременной. В марте 1828 г. великий князь Константин был возмущён публикацией в Варшаве статьи о чествовании ссыльного Мицкевича в Петербурге. Его запрос побудил Бенкендорфа поручить Булгарину составить справку о поведении польского поэта в Петербурге. Булгарин составил Записку о Мицкевиче, всецело его оправдывавшую.

Его Записка за подписью Бенкендорфа была отправлена в Варшаву100.

Россия стояла на пороге войны с Турцией. Император надолго покинул Петербург. Лишь после его возвращения дело получило ход, и Мицкевич смог покинуть Россию. Власти считали слишком опасным отпускать его в Польшу, но разрешили выехать в Германию и Италию.

…Он

Ушёл на Запад – и благословеньем

Его мы проводили.

Слова Пушкина соответствовали истине. Он не только благословил отъезд Мицкевича, но и содействовал осуществлению его планов. Усилия Пушкина были своевременны. Грянувшее в 1830 г. польское восстание до крайности затруднило бы вызволение Мицкевича из русского плена.

III Отделение никогда не оказывало услуг даром. С согласия Бенкендорфа фон Фок принял от Пушкина Записку в пользу освобождения Мицкевича. Почти сразу вслед за тем Бенкендорф пытался использовать ситуацию, чтобы добиться от Пушкина согласия на службу в его ведомстве. Поэту предложили поступить на оплачиваемую должность в канцелярии секретной полиции. Происшествие это заслуживает внимания.

В 1828 г. началась война с Османской империей, пробудившая патриотические настроения. Русское общество сочувствовало грекам, которые вели безнадёжную борьбу против поработителей-турок. Захваченные общим течением, Пушкин и Вяземский в апреле 1828 г. обратились к императору с просьбой отпустить их в действующую армию. После долгих обещаний оба получили отказ. По свидетельству Вяземского, противодействие исходило со стороны его племянника министра Нессельроде. Бенкендорф получил также прямые указания от великого князя Константина, который писал ему по поводу ходатайства Пушкина и Вяземского: «…как бы они ни старались выказать теперь свою преданность службе его величества, они не принадлежат к числу тех, на кого можно было бы в чём-либо положиться»101.

Николай I отказал Пушкину. Тогда последний обратился в апреле 1828 г. с письмом к Бенкендорфу. Он просил исходатайствовать от государя для него разрешение на поездку в Париж на 6 или 7 месяцев, т. е. примерно на то время, пока царь будет занят в кампании на Балканах102.

В марте царь передал Пушкину, что с большим удовольствием читал новую главу из «Евгения Онегина». Сердечное согласие вновь определяло взаимоотношения между императором и его подданным. У Пушкина возникла надежда на то, что его августейший друг наконец отпустит его за рубеж. Бенкендорф опасался такого исхода дела и потому не довёл просьбу поэта до сведения Николая I.

В 1828 г. поэт близко сошёлся с штаб-ротмистром Н.В. Путятой, который должен был быть его секундантом в дуэли с Т.-Ж. Лагренэ. Записные книжки Путяты сохранили сведения о беседе Пушкина с Бенкендорфом по поводу его отъезда на театр военных действий. Сообщив Пушкину об отказе царя определить его в армию, Бенкендорф продолжал: «Хотите… я вас определю в мою канцелярию и возьму с собой?» «Пушкину предлагали служить в канцелярии III Отделения!»103

Предложение Пушкину о сотрудничестве с III Отделением не осталось тайной для общества. Молва определила даже размеры жалованья, предложенного поэту. Прошёл слух, жаловался Пушкин Вяземскому в 1829 г., «что я шпион, получаю за то 2500 в месяц[?] …и ко мне уже являются трою[ро]дн[ые] братцы за местами [?] и за милостями[?] царскими[?]»104.

Определение первого поэта России на службу в тайную полицию отвечало честолюбивым замыслам шефа жандармов. III Отделение было новым учреждением и искало всевозможные средства к тому, чтобы укрепить свою репутацию. В случае согласия Пушкина Бенкендорф приобрёл бы сотрудника, какого не имело ни одно министерство. Жандармы получили бы в своё распоряжение мощное средство влиять на общественное мнение.

Пушкин отклонил предложение о службе в жандармерии, но не отказался от попыток использовать свои связи там, чтобы помочь гонимым. В 1829 г. поэт познакомился с молодым казачьим сотником В.Д. Сухоруковым. В течение пяти лет сотник, в то время поручик лейб-гвардии Казачьего полка, собирал материалы для составления Истории Войска Донского. За участие в заговоре молодой офицер-литератор был арестован и выслан на Кавказ, а все собранные им материалы отобраны. Главнокомандующий Паскевич оценил способности Сухорукова и взял его к себе в адъютанты. Но военный министр Чернышёв велел арестовать сотника и с фельдъегерем отослать его в донскую казачью станицу без права выезда.

В 1831 г. Пушкин ходатайствовал за Сухорукова перед III Отделением. Составленная им Записка заключала просьбу позволить ссыльному возобновить занятия по истории Донского войска, для чего разрешить скопировать ранее собранные документы.

Записка была принята фон Фоком, и летом 1831 г. Бенкендорф имел беседу по поводу Сухорукова с военным министром. Граф Чернышёв был взбешён попыткой вмешаться в дела его ведомства. Ходатайство закончилось полной неудачей. Глава III Отделения сообщил об этом Пушкину 29 августа 1831 г. К тому времени Сухоруков получил возможность покинуть Кавказ и приехал в Москву. 26 ноября М.П. Погодин видел его и «рассказал действия Пушкина для него»105.

Поэт пытался использовать III Отделение и для того, чтобы подорвать монополию Булгарина в литературе. Ещё в мае 1830 г. он писал Вяземскому: «…неприлично правительству заключать союз – с кем? – с Булгариным и Гречем»106.

Летом 1830 г. поэт составил для передачи секретной полиции черновик Записки об издании газеты, которая была бы противовесом для булгаринской «Северной Пчелы». Этот демарш был предпринят не без колебаний. Прошёл год, прежде чем Записка была подана в III Отделение.

Пушкин начинает с замечания о том, что литература есть отрасль промышленности и всё больше приобретает торговое направление, что благоприятствует её процветанию при новом монархе. Однако же известные писатели (Булгарин и Греч), издающие огромным тиражом «Северную Пчелу», приобрели слишком большое влияние на читающую публику и на книжную торговлю. Критика и политика сделались их монополией. «От сего терпят вещественный ущерб все литераторы, не находящиеся в приятельских отношениях с „Северной Пчелой“: ни одно из их произведений не продаётся, ибо никто не станет покупать товара, осуждённого в самом газетном объявлении». Чтобы избавиться от монополии Булгарина и Греча, Пушкин предлагал учредить новый журнал, «в коем печатались бы политические и заграничные новости». Поэт заверял жандармов, что его газета будет лояльной по отношению к властям и в ней не будет ничего злонамеренного: «Направление политических статей зависит и должно