Шрифт:
Закладка:
В каминном зале я обнаружила алкогольный столик и, перебрав все бутылки, остановилась на графине с водой. Немного подумала и решила, что в качестве снотворного бокал вина все-таки не помешает, плеснула в фужер красного и уселась с ногами в облюбованное вечером кресло. Языки огня плясали танец ночи, я пила вино и наблюдала за редкими искрами, улетающими по трубе в ночное небо.
В голове было пусто до звона, и эта тишина начинала пугала. Я пыталась вспомнить, что меня разбудило и не могла. Память билась большой черной тенью где-то на задворках разума, словно бабочка за стеклом, рвущаяся к свету. И не могла пробиться.
Раздраженно мотнув головой, я поднялась и перенесла кувшин с красным поближе к себе, вновь наполнила бокал, сделала большой глоток и подошла к высокому окну. Вокруг самой яркой звезды мира Тубан ширились разноцветные ленты пояса Ириды.
До Ночи полной Радуги оставалось всего ничего. И я смутно представляла, какой апокалипсис нас ждет. И совсем не понимала, как остановить обезумевшего жреца и остановить возрождение древнего не-бога. Празмея Ананта пугала меня меньше всего. Благодаря Аиде, точнее, полученной от нее информации, я была уверена, что справлюсь с обрядом, и райн Гримиум угомонит разъяренную богиню еще до того, как она успеет что-либо натворить.
Но что делать с одержимостью новоявленной родной сестры, с ее жаждой золотой крови и всеми последствиями ее поступков, хорошо спланированных мои бывшим парнем… Этот вопрос оставался открытым. Аида Ведо не могла или не хотела помочь.
На богиню Ириду, которую давно не видели в собственном мире, рассчитывать тем более не приходилось. Всех своих драконьих способностей я не знала, а то, что успела раскрыть в себе, годилось только для смертоубийства. А убивать ой как не хотелось.
Любая смерть в Ночь Ириды – это как широко распахнутые двери для не-бога демона Вритру и порождений Хаоса с табличкой «Добро пожаловать!» над входом, а то и с караваем и красной дорожкой для нежданных гостей. Даже будь я золотым драконом и отдай всю кровь в придачу с сердцем всем безумцам радужного мира, это не спасло бы ситуацию. Верховный Жрец Эр Наг Тэ, он же Гога, он же Жора…
«Тьфу, ты!» – чертыхнулась я про себя, осознав, что практически сплю с открытыми глазами, стоя у окна и крепко сжимая в кулаке ножку фужера. Опрокинув остатки вина в себя, оставила бокал на подоконнике. По дороге в спальню прихватила кувшин с водой и стакан с барного столика и побрела наверх. Мои светлячки по-прежнему освещали мне путь (задумавшись, я забыла их «погасить»), и мы без приключений дошли гостевой комнаты, что любезно предоставили нам с Наташкой во временное пользование.
Оставив гореть только один огонек, чтобы случайно не разбудить подругу, пристроив понадежней графин и бокал в одной руке, правой я потянула на себя ручку. Дверь бесшумно распахнулась, я перешагнула порог спальни и оказалась в абсолютной темноте.
Почему-то светлячок исчез, едва позади меня закрылся проход. Спустя мгновение я, резко дернув головой от неожиданности, зажмурилась от вспыхнувшего света и с чувством, не сдерживая эмоций, выругалась. Выдохнув злость сквозь сжатые зубы, осторожно раскрыла глаза, и с моих губ снова сорвалась нецензурная тирада.
Спальни исчезла. Я стояла напротив черного алтаря в центре странной пещеры. Жертвенник располагался на маленьком островке в самом сердце пропасти. Добраться до основного зала можно было по тонкому золотому мостику. На стенах ярко горели факелы, вдалеке раздавались странно-знакомые звуки музыки. Из курильниц поднимался приторно-сладкий дымок.
Мой нос моментально зачесался, я громко чихнула пару раз, почесала его от души свободной рукой и, не мудрствуя лукаво, поставила графин на каменную плиту. Налила воды, жадно выпила, пожалев, что прихватила с собой воды, а не вина. Опила остатки и огляделась, уже практически придя в себя.
В какой-то момент в странной музыке я распознала джембе, затем выхватила дунумбу. Возникло желание поддаться мелодии и, отпустив тело на волю, включиться в ритм странного танца.
«Идите ко мне, бандерлоги», – голос Каа из мультфильма про Маугли неожиданно для меня самой зазвучал в голове. Я вздрогнула и тут же услышала долгий, протяжный, зовущий звук диджериду – трубы, музыку которой так любила слушать на медитациях.
Ее голос всегда звал за собой в мои собственные внутренние миры За-Гранья, и уводил так глубоко, что иногда сложно было вернуться. Я дёрнулась было к самому краю бездны, раскинувшейся за алтарем, но замерла в двух шагах от края, услышав, как дышит темнота в глубине и зовет к себе сладким голосом.
Наверное, именно приторность и остановила меня на грани. А может то, что еще никому и никогда не удавалось задурить мне голову до такой степени, чтобы я, не помня себя, раскрывала кошелек и отдавала все деньги. Последняя цыганка, решившая осчастливить меня снятием порчи и ворожбой на удачу, сбежала спустя час не солоно хлебавши, причитая, что «такого с ней никогда не было», так и не убедив меня отдать ей даже рубль.
В такие моменты, когда кто-то пытался убедить-уговорить-уломать меня против воли, я ловко уходила глубоко в недра собственной души, а на глаза «опускала» прозрачные щиты, сквозь которые все прекрасно видно, но магия гипноза или внушения, отражаясь, не причиняет вреда и уходит в никуда. Во всяком случае, сама себе я это именно так представляла.
«Что-то я отвлеклась», – отойдя подальше от пропасти и поближе к алтарю, невесело усмехнулась я про себя, в который раз убеждаясь, что мои безумные внутренние монологи прогоняют страх и позволяют в странных ситуациях не впадать в истерику, а вполне адекватно действовать по ситуации.
А ситуация намечалась та еще. Что-то золотистое легкой рябью всколыхнуло тьму вокруг островка, на котором находились алтарь и я. Темнота за краем глубоко вздохнула и слегка пошевелилась, мягко стукнувшись о каменные стены.
Я услышала завораживающий шум моря и шепот ракушки, что поет на рассвете, целуясь с морской волной. Золото и мрак переплелись в причудливую косу, и, широко раскрыв глаза и прижав к груди кувшин с водой и стакан, я с ужасом наблюдала, как огромные змеиные кольца плавно поднимаются из бездны, то появляясь, то исчезая в антрацитовой пасти пропасти.
Прижавшись бедром к жертвеннику, я завороженно всматривалась в танец змея, пытаясь разглядеть голову и хвост чудовища. На секунду забывшись, подалась вперед, пытаясь рассмотреть что-либо еще в темноте, кроме золотой змеиной кожи. Кувшин выпал из моих рук и жалобно звякнул, осколками разлетевшись по мраморным плитам, устилавшим пол вокруг алтаря. Та же участь постигла и бокал. Я осталась стоять в луже, поджав пальцы босых ног, боясь наступить на стекло и опасаясь глянуть себе под ноги, чтобы не пропустить появления рептилии во всей красе.
«Можно подумать, тебя это спасет», – сжавшись в тугой комочек где-то глубоко внутри меня, прохрипела язвительность и заткнулась, моим спинным мозгом почувствовав чей-то взгляд. Медленно, одной рукой держась за плиту жертвенника, а другую, зажав в кулак так, что ногти впились в ладонь, я обернулась и застыла, парализованная ужасом.
Огромная змеиная голова неподвижно замерла аккурат напротив моего лица и не сводила с меня своих черных глаз с белым вертикальным зрачком. Слово «черный» не передавало все оттенки тьмы, что взирала сейчас на меня, в меня, сквозь меня, мерцая неподвижной влажностью. Как кролик перед удавом я замерла, не спуская ответного взгляда с чудища, прекрасно осознавая, что если змея кинется на меня, я не успею даже дернуться с места.
И рептилия дернулась. Стремительно и незаметно для человеческого глаза. Из пасти вырвался раздвоенный язык. Я вскрикнула, отступила назад, напоролась босой ногой на стекло и распорола ступню. Бездна за моей спиной жадно вздохнула, словно зверь, почуявший запах свежей крови. Алтарь подернулся черной дымкой и слабо замерцал алыми всполохами. Змей разъяренно зашипел, оскалив пасть.
Ядовитое жало метнулось к моему
