Должна ли я сказать, что «сегодня ничего не произошло», как мы обычно пишем в дневниках, когда те начинают умирать? Это было бы неправдой. День скорее похож на дерево без листьев. Если присмотреться, в нем полно красок, но силуэт какой-то голый. Мы работали, а после обеда пошли вниз по реке к тому огромному средневековому зданию, вдающемуся в воду, — думаю, это большая мельница[170]. Вернулись мы рано, чтобы Л. успел выпить чай, перед тем как отправиться в Хампстед[171]. Потом я купила нам еды и не заметила больше ничего интересного. Особым событием сегодняшнего дня для меня стал смутный дискомфорт, вызванный эксцентричностью новой служанки Мод. Когда с ней заговаривают, она замирает, стоит как вкопанная и смотрит в потолок. Она врывается в комнату, чтобы «просто посмотреть, там ли вы». Это угловатая женщина лет сорока, которая никогда долго не задерживалась на одном месте. Думаю, она живет в страхе перед чем-то. Она громыхает тарелками. Миссис Ле Грис говорит, что ее тоже сводят с ума странности Мод. Прямо сейчас она заявила, что ее отец — полковник. Бедняжка! Ее мозг, я уверена, полон иллюзий, и меня уже ничего не удивит. Вопрос лишь в том, как она умудряется существовать.

30 января, суббота.

Сегодня утром Л. пошел к канцлерам по поводу Хогарта. Теперь они говорят, что миссис Уонтнер хочет продлить аренду, но точно нам сообщат лишь в понедельник. Какая досада! У меня нюх на дома, и, если идеальный дом существует, это точно он. Днем мы поехали в Уимблдон, так как Сэвидж[172] сказал, что там сдают прекрасный дом. Уимблдон — это унылый, мрачный ветреный пригород на краю старой пустоши. А дом, о котором говорил Сэвидж, оказался виллой с улучшенной планировкой и арендной платой в £150, меблированной и с видом на стоящие возле дороги омнибусы, поэтому во всех отношениях он нам совершенно не подходит. Домой мы ехали на автобусе, и по мере приближения к Ричмонду мир становился все приятней. Конечно, это первый пригород, действительно не являющийся ответвлением Лондона, как Оксфорд или Мальборо. На улице было очень морозно, но у меня хватило ума вспомнить, что многие кондукторы автобусов сегодня стучат зубами от холода, — только удары по собственному комфорту заставляют меня, в отличие от Л., думать о других людях. Тайная навязчивая идея Мод, как мне кажется, заключается в том, что она считает себя леди. Она пытается благородно говорить о погоде, как и подобает дочери полковника, а когда приносит уголь, бормочет о том, что привыкла к частному труду. Она определенно аккуратней и лучше Лиззи. Надеюсь, ее мания не разовьется. Моя мозоль прошла. Я не могу одолеть средневековье Мишле. Л. должен просмотреть индийские «синие книги». Он задержался в Хампстеде, вернулся домой лишь в 22:15, и мы пили у камина горячий шоколад. Он прочел Джанет «Трех евреев[173]».

31 января, воскресенье.

О боже! Мы ссорились почти все утро! Оно началось прекрасно, а теперь навсегда отправилось в Гадес[174], заклейменное знаками нашего дурного настроения. Кто начал это? Кто продолжил? Одному Господу известно. Скажу лишь вот что: «Обычно я взрываюсь, а Л. тлеет». Тем не менее совершенно неожиданно мы закончили ругаться (но утро потрачено впустую), а после обеда гуляли в парке и возвращались домой через Хогарт, пытаясь убедить себя, что мы не сильно расстроимся, если не получим дом. Например, зеленого парка перед его окнами нет. После чая, поскольку никто не пришел (на этой неделе мы почти никого не видели), я начала читать «Премудрых дев[175]» и не легла спать, пока не закончила. Замечательная, на мой взгляд, книга, местами очень плохая, местами первоклассная. Думаю, это работа настоящего писателя, ведь только он способен понять, почему хорошие фрагменты так хороши, а плохие не так уж плохи. Мне кажется, что книга Л. раз в двадцать лучше «Герцога Джонса», но есть там и стенания, от которых бы даже миссис Сиджвик[176] поседела. Я получила огромное удовольствие. Мне нравится поэтический талант Л., который попусту растрачивается в «синих книгах» и разных организациях.

1 февраля, понедельник.

Сегодня утром мне нужно было пройтись по магазинам, поэтому заодно я зашла и к канцлерам. Говорят, что миссис Уонтнер ставит свои условия насчет Хогарта, поэтому «она его, вероятно, не получит». Мы снова в подвешенном состоянии. Кроме того, утром миссис Ле Грис рассказала мне о доме у Ричмонд-Грин[177] недалеко от нас — его будут сдавать в марте. Арендная плата составляет £65, а еще нужно £75 страхового взноса. После обеда мы пошли взглянуть на дом, но, поскольку это пансион[178], не смогли попасть внутрь. То, что мы увидели, было всячески изуродовано, но это хороший солидный дом, без очарования Хогарт-хауса, зато с зеленым садом вокруг. Мы поехали в Лондон: Л. в Лондонскую библиотеку, а я в «Days». Мы прогулялись по Грин-парку[179]. На Сент-Джеймс-стрит раздался жуткий взрыв: люди выбегали из клубов, останавливались и глазели по сторонам. Однако не было ни цепеллина[180], ни аэроплана — вероятно, просто лопнула большая шина[181]. Но у меня, да и у большинства людей, полагаю, есть инстинкт, из-за которого любой внезапный шум кажется взрывом, а темный объект в небе — немецким аэропланом. И всегда не верится, что кто-то мог пострадать.

В «Days» меня, как обычно, раздражала послеобеденная сутолока праздных дам, выбиравших книги. Только что позвонили канцлеры: они хотят, чтобы завтра мы встретились с владельцем Хогарта и, возможно, своим присутствием и респектабельностью перехитрили миссис Уонтнер, чьи требования их раздражают. На самом деле сейчас уже кажется, что мы действительно получим Хогарт! Хоть бы это случилось завтра[182]. Я уверена — лучшего дома не найти.

2 февраля, вторник.

Что ж, завтра наступило, и мы определенно ближе к Хогарту, чем были. Мы мало чем занимались и ни о чем не думали весь день, надеясь получить дом.

Записи за следующие 10 дней отсутствуют. Согласно лаконичным заметкам Леонарда, днем 2 февраля они ходили к канцлерам насчет Хогарт-хауса; в последующие два дня совершали послеобеденные прогулки, в пятницу ходили в Лондонскую библиотеку. В субботу утром, 6 февраля, Вулфы поехали в Рай[183], где остановились в гостинице Олд-Флашинг-Инн. В воскресенье утром они прогулялись до Плейдена[184], а после обеда — до Уинчелси[185]. В понедельник, 8 февраля, у них