не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное оцепенение»[18]. Причина этого оцепенения – не вторжение армий Батыя и последовавшие монгольские походы на Русь, как таковые, и не физический разгром монголами русских городов, поскольку нападения врагов случались и раньше, а собственная неспособность нанести решительное поражение превосходящему противнику, растянутая на полтора столетия вплоть до Куликовской битвы. Дополнительным фактором стало то, что Русские земли, за небольшими исключениями, не оказались под прямым контролем со стороны своих победителей и располагали собственной администрацией и военными силами.

Однако общее соотношение возможностей было таким, что делало заведомо губительной любую попытку системного противоборства с Ордой, в чем отдельные земли-княжения и их правители смогли убедиться в ходе городских восстаний и княжеских выступлений 1250-1260-х гг. На протяжении более чем 100 лет «ни одно русское княжество не в состоянии было выставить такого количества войск. За монголо-татарами оставалось подавляющее превосходство в военных силах»[19]. Мы увидим далее, что последующее положение людей Русской земли отличалось от других народов, подвергшихся в разные времена иноземным нашествиям непреодолимого масштаба. В отличие от балканских славян или народов иберийского полуострова Русь не была завоевана. Поэтому монгольское вторжение и последовавшая за этим данническая зависимость стали именно внешнеполитическим опытом – отношения с Ордой всегда оставались международными, но при этом были колоссальным по своему масштабу, охвату разных аспектов протекания русской жизни и продолжительности опытом.

Один из его важных результатов – наше постоянное стремление искать причину собственных бед в себе, собственных ошибках и слабостях, создавая единственно верную основу для их исправления. В силу множества факторов монголы не смогли установить в Русской земле свое прямое владычество, но своим присутствием в качестве непреодолимой силы сформировали, во многом, русскую внешнеполитическую культуру благоразумия, терпения и умеренности при достижении своих неизменных целей.

«И было видеть страшно и трепетно, как в христианском роде страх, и сомнение, и несчастье распространялись. Мы согрешили – и наказаны, так что жалко было видеть нас в такой беде. И вот радость наша превратилась в скорбь, так что и помимо своей воли мы будем помилованы в будущей жизни. Ведь душа, всячески наказанная в этом мире, на будущем суде обретет помилование и облегчение от муки. О сколь неизреченно, Боже, твое человеколюбие! Именно так должен наказывать добрый владыка. И я, грешный, также много и часто Бога гневлю и грешу часто каждодневно»[20].

Тем более что катастрофическое поражение от монголов было интерпретировано русской религиозно-политической философией как «кара Божья», и это еще больше укрепило нас в доминировавшем к тому времени провиденциальном восприятии политических событий – мы не можем знать, каким будет окончательный результат любого внешнеполитического противостояния, но прилагаем все возможные усилия для того, чтобы самим стать лучше и отстоять свое уникальное видение справедливости на пути к всегда неизвестному будущему.

Историческая канва событий хорошо известна и не является для историков предметом крупных дискуссий. «И в те дни, – от великого Ярослава, и до Владимира, и до нынешнего Ярослава, и до брата его Юрия, князя Владимирского, – обрушилась беда на христиан»[21]: в течение 1237 г. и 1241 г. объединенные монголо-татарские армии под верховным командованием хана (улуса Джучи) Батыя несколько раз атаковали Русские земли, в результате чего все они потерпели поражение (за исключением Смоленска, Новгорода и нескольких менее значимых земель-княжений). Вторжение началось осенью 1237 г. с нападения войск Батыя на Рязанскую землю. Традиционно историография разделяет монголо-татарское нашествие на два этапа: вторжение Батыя в Северо-Восточные «залесские» земли осенью 1237 – весной 1238 гг. и его же поход на Запад в 1240–1242 гг., в ходе первого этапа которого разгрому подверглись южные и юго-западные земли-княжения, был взят и разорен 6 декабря 1240 г. Киев.

Судьба военного противостояния с монголами была решена в битве при Коломне (январь 1238 г.), где русские силы потерпели решительное поражение[22]. В 1237–1241 гг. были сожжены больше половины малых и больших русских городов, погибли 13 из 37 русских князей, упомянутых летописями в тот исторический период[23]. Героическая оборона Рязани, Владимира, Торжка, Москвы или маленького Козельска стала частью русской военной истории. В драматическом сражении на р. Сить 4 марта 1238 г. погиб и Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович, пытавшийся собрать там войска для отпора захватчикам, что стало стратегическим поражением всей Северо-Восточной Руси. После этого трагического события великокняжеский престол перешел к его младшему брату Ярославу Всеволодовичу – отцу Александра Невского, первому признавшему поражение от монголов и отправившемуся в 1242 г. в столицу их империи г. Каракорум для выражения покорности.

Сравнительно хорошо известны основные эпизоды нашествия – штурмы и разорение городов, поражения русских армий в полевых сражениях, гибель в бою или пленение отдельных князей, как правило, сопровождавшееся их последующей мученической смертью[24]. Практически не являются предметом споров причины военных поражений от монголов, особенно в сравнении с успешными действиями против противников на западном направлении: разноголосица князей, отсутствие единого центра сопротивления нашествию и малочисленность профессиональных дружин стали непосредственными причинами катастрофы[25]. Отдельно выделяется фактор величины военных сил монголов и размеров русских земель-княжений, а также разница в общем качестве этих сил и их воинском искусстве: «завоеватели, несомненно, имели численное превосходство над своими противниками»[26].Тем более, что противостояло им русское войско, составленное, по мнению Ю. Г. Алексеева, «из плохо вооруженного земского ополчения, в основном пешего, и немногочисленной конницы в виде княжеских дружин, не могло успешно бороться со стратегической конницей татаро-монголов, великолепно организованной, вооруженной, дисциплинированной и имевшей огромный боевой опыт. Русская конница была способна только к тактическому маневру на поле боя, что с самого начала отдавало всю стратегическую инициативу в руки противника»[27].

В совокупности все эти факторы означали комплексную неспособность Русских земель к успешному сопротивлению, что было связано с существовавшей тогда моделью их государственности. Яркий британский историк Джон Феннел определяет исторический период 1200–1304 гг. как кризис Средневековой Руси, ее политического и социально-экономического устройства, исчерпавшего свои внутренние ресурсы и обреченного обрушиться: «Самым слабым местом русских была не столько их военная неподготовленность по сравнению с татарами, сколько отсутствие единства между территориями на севере, юге и юго-западе»[28]. Наиболее красочную художественную характеристику состояния русского общества на тот момент дает великий Н. В. Гоголь:

«Сотни мелких государств единоверных, одноплеменных, одноязычных, означенных одним общим характером и которых, казалось, против воли соединяло родство, – эти мелкие государства так были между собою разъединены, как редко случается с разнохарактерными народами. Они были разъединены не ненавистью, сильные страсти не досягали сюда, ни постоянною политикою – следствием непреклонного ума