Но Саня не выпускал.

Тогда Гриша сел в угол и уставился в трещину на полу.

Саня прыгал перед ним, махал своими грязными руками у самого лица, орал, топал, плевал на дорогую полированную мебель, но Гриша не взглянул на него ни разу и только смотрел в ту трещину на полу.

Наконец и Саня, видимо, утомился, потому что сказал:

— Ну и уходи. А я скажу учительнице, что ты у нас сто рублей украл.

Но Гриша и тут сдержался. Взял ранец и молча вышел из квартиры.

Когда он проходил по улице под Саниными окнами, там было тихо.

А вечером, первый раз за долгие времена, Гриша не пошёл к старику Бовину.

Коллекция бабочек

Серёжа был дома у Гоши Захарьина. Серёжа пришёл посмотреть на бабочек в коллекции. О коллекции этой Гоша рассказывал давно.

Гоша достал несколько плоских ящичков. Вместо крышек в них были вставлены стёкла. И под каждым стеклом, распластав крылья, лежали красивые разноцветные бабочки.

— Видел бы их в горах!.. — говорил Гоша.

Вдруг в квартиру позвонили, дверь открыла Гошина мама, и Серёжа услышал два голоса.

Один из голосов был Олин — это Серёжа понял сразу.

И точно: в комнату вошла Оля.

Она поздоровалась с ними обоими, с Гошей и с Серёжей, и подошла к бабочкам.

С Серёжей она поздоровалась, как с незнакомым, как будто не узнала его после того случая, на Тележной улице. А может быть, и в самом деле забыла, ведь он был тогда в пальто и в школьной фуражке.

— Этих я видела, этих — тоже, а этих — нет. Новые? — спросила Оля про бабочек.

— Новые, — сказал Гоша.

Серёжа тоже хотел подойти к бабочкам, но остался сидеть в кресле в углу. Он почувствовал, что надо сказать что-то, уже открыл рот, чтобы произнести:

— А у меня…

Но вместо этого у него вырвался тихий хрий, и он сразу замолчал. Хорошо, что этот хрип никто не услышал, потому что ни Оля, ни Гоша не обернулись.

А Серёжа хотел рассказать про орхидеи, которые он выращивал в школе весь год.

Оля посмотрела на бабочек и пошла в кухню, где её мама разговаривала с Гошиной.

— Ты чего? — спросил Гоша.

— Я? — спросил Серёжа специально удивлённым голосом. — Я ничего.

Он сразу встал с кресла и подошёл к коллекции.

— Я пойду.

— Останься, ты из-за них, что ли? — Гоша кивнул в сторону кухни. — Они скоро уйдут. А мы в настольный хоккей поиграем.

— Я лучше пойду.

Серёжа пошёл в прихожую. Он одевался медленно и слушал голоса, Олин, её мамы и Гошиной мамы. Ему не хотелось уходить.

Если бы ещё раз Гоша попросил его, он бы, пожалуй, остался. Но Гоша молчал, опираясь на дверной косяк, он смотрел, как одевается Серёжа. А когда попросил, было уже поздно: Серёжа застегнул пуговицы.

— Оставайся, куда ты идёшь?

— Я лучше завтра приду или на днях.

Гриша открыл дверной замок. Серёжа крикнул в кухню «до свидания» и вышел на лестницу.

Второгодник Сивцов

Утром из Гришиного класса пропал стул. Уже ученики пришли, а около учительского стола стула нет.

На первой парте у окна сидел второгодник Сивцов. Он сходил куда-то на несколько минут и вернулся со стулом. Всё у нового стула было нормально, только ножки не четыре, а три. Четвёртую ножку Сивцов нёс в руке. Он поставил стул около стола, приладил ножку и отошёл.

— Сивцов, что делаешь? — сказали девочки. — Упадёт же Маргарита Львовна.

— А вы лучше молчите, — ответил Сивцов, — вас не спрашивают.

— Сядет и вдруг упадёт — вот смешно! — сказал неряха Саня Куницын.

Второгодник Сивцов был самым сильным в классе, и его боялись. Поэтому спорить не стали. И ещё интересно было всё-таки посмотреть, что будет. А Сивцов пригрозил:

— Кто скажет, плохо тому станет.

Начался урок. Сначала учительница ходила между колонок, потом она постояла у доски, потом у стола. А потом решила сесть.

И Гриша вдруг представил, как вот она сейчас сядет и сразу упадёт. И стул будет валяться рядом. И как всё это будет плохо. И страшно ему стало очень. И он вдруг сказал:

— Маргарита Львовна!

— Ты хочешь спросить меня, Гриша? — откликнулась Маргарита Львовна. — Тогда подними руку.

Гриша поднял руку и встал. Но он не знал, о чём спрашивать. Он стоял, молчал и не мог придумать.

— А почему в ясную погоду небо синее? — вдруг сказал он.

Маргарита Львовна недовольно покачала головой.

— На другом уроке я отвечу. Сейчас у нас русский.

Она снова отошла к доске, а Гриша крутился за партой и старался на неё не смотреть.

«Только бы не села, только бы не села», — думал он.

Но Маргарита Львовна снова решила сесть. И Гриша снова поднял руку. Маргарита Львовна этой руки не заметила. Тогда Гриша крикнул:

— Маргарита Львовна!

— Что такое? — удивилась учительница и даже немного испугалась.

Гриша вскочил.

— Почему, когда луна светит — холодно, а когда солнце — тепло?

— Я тебе всё объясню потом. Садись и больше не спрашивай.

Гриша сел, а Маргарита Львовна прошлась вдоль его колонки.

Она задержалась около стены, потом снова пошла к столу.

— Откройте тетради, — сказала она.

Все зашевелились, зашуршали тетрадями, и Гриша тоже достал свою. Но тут Маргарита Львовна снова пошла к столу.

— Маргарита Львовна! — закричал Гриша в третий раз, уже не поднимая руки.

Маргарита Львовна посмотрела на него и промолчала.

— Маргарита Львовна! — вскочил Гриша. — Почему каменный уголь как камень, а горит?

— Сейчас тебе будет уголь. И угол тоже будет, — сказала Маргарита Львовна спокойным, но очень злым голосом. — Вот этот угол. — Она показала на угол около двери. — Встань сюда, повернись спиной к классу и успокойся. Серёжа, твой брат, никогда такого не делал.

Гриша чуть не заплакал — так глупо всё получилось. Он медленно пошёл в угол и стал там лицом к стене. А все в классе молчали. Гриша стоял и разглядывал крапинки краски…

— На чём я остановилась? — спросила Маргарита Львовна.

В это время раздался грохот. Это стул упал сам по себе. Он упал около Маргариты Львовны, а ломаная ножка отлетела далеко под парты.

— Теперь мне ясно, — сказала Маргарита Львовна. — Костров, садись на место. А после уроков приведёшь папу в школу.

Гриша не понял сначала, зачем папу нужно вести в школу. Он пошёл к парте, а Маргарита Львовна продолжала говорить, не обращая на него внимания.

И только к концу урока Гриша понял. Учительница решила, что стул