стола, приглашая их раздеваться и садиться за стол.

— Ночевать можно будет? — нерешительно спросил низкий хромой ненец.

— Конечно, конечно, — ответили все.

— Тогда нарта пойдём убирать, олень пускать.

Они ушли, переговариваясь между собой.

Когда кончили ужинать, я встал из-за стола и, одевшись, вышел на улицу. В темноте возились у нарт ненцы, перевязывая поклажу. Рядом стояли, понурив головы, уже распряжённые олени. На небе сполохами играло северное сияние. «Эх, — подумал я, — надо бы Марину позвать, она ведь ещё не видела».

Но вспомнив, что её нужно устроить куда-то на квартиру, я пошёл на первый огонёк, светившийся в окне. Зайдя на высокое крыльцо, постучал.

— Входите, — раздался мужской голос.

Я вошёл в тёмную кухню. Хозяином дома оказался одноглазый. Он пригласил меня в комнату, где хозяйка с дочерью, девушкой лет восемнадцати, занимались рукоделием.

— Это моя старуха, — познакомил меня заведующий рыбоприёмным пунктом с женой.

— Васса Андреевна, — поправила хозяйка, протягивая руку мне и зло косясь на хозяина.

— Да какая же она старуха? — удивился я, пожимая её мягкую, тёплую руку.

— Что стоишь как пень? Дай гостю табуретку, — сердито велела хозяйка мужу.

— Да вы не беспокойтесь, Васса Андреевна, я ненадолго, по небольшому делу.

— Завёз меня в эту дыру, старый козёл, и раньше времени в старухи записал, — выговаривала она мужу, кокетливо поправляя волосы.

Глядя на смутившегося хозяина, я чувствовал себя неловко, а хозяйка наморщила носик, поправила белую блузку на груди, послюнила палец, пригладила брови, из-под которых смотрели бойкие, весёлые глаза, и повернулась ко мне.

— Какие могут быть дела ночью? — уже ласково пропела она. — Лучше я вас чайком угощу. Ты, Данила, нацеди бражки-то да что-нибудь закусить приготовь.

Эти распоряжения она отдавала, усаживаясь на сундук против меня.

— Вы не беспокойтесь, Васса Андреевна, я ненадолго, — снова возразил я.

Хозяйка пропустила мимо ушей мои слова и стала расспрашивать: зачем мы прилетели, долго ли пробудем, много ли будет народу. Я ответил на вопросы любопытной хозяйки и не знал, как приступить к делу.

Удовлетворив своё любопытство, она сама спросила:

— А какие у вас дела к нам? Может, у Данилы хотите рыбы взять? Так не берите, одна дрянь, в рот не полезет.

— Нет, я хотел просить вас девушку принять на квартиру, — объяснил я цель своего посещения.

— Да вы что? — изумилась хозяйка. Помолчав немного, она ответила: — Нет, у нас негде.

— Тогда, может, посоветуете, где? — попросил я.

— Везде тесно. Вон, может, Данила знает, — обратилась она к вошедшему со жбаном бражки мужу.

Я решил во что бы то ни стало уговорить хозяйку, обещая хорошую плату, привезти дров и многое другое. Васса Андреевна мялась, выставляя всё новые и новые условия.

— Девушку поселишь, — рассуждала она, — ведь к ней парни ходить будут, а у меня дочь на выданье, подумают ещё, что к ней, сплетни пойдут, до жениха дойдёт, он в Тарко-Сале сейчас.

— Да нет, она у нас скромная, — успокаивал я хозяйку.

— Уже не знаю, что и делать. Как Данила решит.

Но я понимал, что хозяин в этом доме мало что значит.

— Негде у нас жить, — отказал молчавший всё время хозяин.

Словно этого и ждала Васса Андреевна.

— Как это негде? — набросилась она на мужа. — Что же, по-твоему, девушке среди мужиков жить, в ненецкой? Пущай вон с Веркой на одной кровати спят, — решила она твёрдо.

— А мне-то что? Пусть, — отмахнулся хозяин.

Я заторопился.

— А бражку, а чай? — остановила меня хозяйка, беря за локоть.

— Сейчас придём, — крикнул я с порога.

Забрав вещи Марины, я и Юркин пошли проводить её.

Марина познакомилась с хозяевами, с их дочерью, миловидной белокурой девушкой, и как-то сразу сделалась своей в этой небольшой семье.

Все сели за стол.

— С прибытием вас, — предложила Васса Андреевна, поднимая полный стакан бражки.

Закусили холодными куропатками. Хозяин налил по второй. Вера что-то шептала Марине на ухо, и та удивлялась, посматривала на меня и как бы хотела что-то сказать. По второй выпили за новоселье Марины. У меня зашумело в голове.

— Что-то крепка больно? — спросил Вася раскрасневшуюся хозяйку.

— Северная она, табачком подправлена, — не без гордости похвалилась она.

Юркин всё время посматривал на сидевшую с ним рядом Веру и старался с ней заговорить.

— Что ты цыганские зенки-то пялишь на дочь? — накинулась на него хозяйка. — Не про тебя припасена! — строго предупредила она лётчика.

Вера засмущалась и только сказала:

— Ну, мама...

Юркин отвернулся и стал разговаривать с Данилой Васильевичем.

Хозяйка успокоилась. Потом пили чай, подробно знакомились друг с другом.

— Вы не думайте, что мой Данила дурак, — говорила подвыпившая Васса Андреевна. — У него самая трудная должность. На этой должности перед ним пятерых посадили, а он уже шестой год работает — и хоть бы что. И ничего не делает, и не садят, а те день и ночь работали и садились. Вот как уметь надо.

Я попросил рассказать подробнее.

— Да тут никакой хитрости нет, — объяснил Данила Васильевич. — Они до меня заготовят, бывало, рыбы целые вороха. Всех ненцев замучают — в Пуре рыбу ловить. План, стало быть, выполняют. А бочек нет, куда солить, да и рыба-то одни щуки да язи с подъязками, на засолку не идут. Тогда они, бывало, свалят её в цементную яму, засолят солью, и лежит она до самой навигации. А навигация, сами знаете какая. Один пароходишко придёт к нам в июле или в августе, и всё. Рыбу когда возьмут,